"Герман Гессе. Под колесами" - читать интересную книгу автора

- Да так, несколько рыбок. Вчера поймал.

- Молодец! Благодарю. Зайди-ка ко мне.

Ганс переступил порог хорошо знакомого ему кабинета пастора. Правда, на
таковой он мало походил - не пахло здесь ни геранью, ни табаком. Солидная
библиотека состояла в основном из новых, аккуратно переплетенных книг с
позолоченными корешками, а не из потрепанных, рассохшихся, источенных
червями и засиженных мухами томов, какие обычно встречаешь в пасторских
домах. Внимательный наблюдатель по одним названиям хранившихся в большом
порядке книг заметил бы веяние нового духа, весьма отличного от того,
который царит в пыльных библиотеках почтенных старцев отмирающего поколения.
Выставленные обычно на показ в пасторских домах пухлые тома на книжных
полках, все эти Бенггели, Этингеры, Штейнгоферы рядом с авторами духовных
песнопений, которые так превосходно описал Мерике в своем "Петушке на
колокольне, здесь отсутствовали или, может быть, тонули среди множества
произведений вполне современных. Все убранство комнатки - папки с подшитыми
газетами, конторка, огромный, заваленный рукописями стол - производило
впечатление весьма ученое и солидное; здесь, должно быть, много трудились.
Трудились здесь и впрямь немало, однако не столько над проповедями,
катехизисом и уроками закона божия, сколько над, исследованиями и статьями
для научных журналов и подготовкой собственных сочинений. Мечтательная
мистика, созерцательное раздумье были изгнаны отсюда, а вместе и наивное,
идущее от сердца богословие, которое, невзирая на поток научных открытий, с
любовью и состраданием склоняется к алчущей. душе народа. Здесь подвергали
рьяному критическому разбору священное писание, чинили розыск "исторически
существовавшего Христа".

В богословии, как и в других предметах, существует богословие-искусство
и богословие-наука - или, во всяком случае, такое, которое хочет быть
наукой. Так повелось уже издавна, да и поныне ничего не изменилось. И всегда
богословы от науки ради новых мехов забывали о старом вине, а тем временем
богословы от искусства, не мудрствуя лукаво, дарили многим утешение и
светлую радость. Это и есть вечная неравная борьба между критикой и
творчеством, наукой и искусством; где. наука всегда оказывается правой, не
принося, однако, никакой пользы, а богословие-искусство неустанно сеет
семена веры, любви, утешения, семена прекрасного, предчувствие извечного и
всегда находит благодатную почву. Ибо жизнь сильнее смерти, вера крепче
сомнения. Ганс впервые сидел в этой комнатке на небольшом кожаном диванчике
между конторкой к окном. Пастор обласкал его, просто, как с равным, говорил
о семинарии, о том, как там живут и учатся.

- Существенно новое, с чем ты там столкнешься, - заметил он в
заключение, - это греческий язык Нового Завета. Перед тобой откроется целый
мир, полный трудов и радости. Поначалу тебе будет трудновато, ведь это уже
не аттический греческий, а, новый, исполненный нового духа язык.

Ганс внимательно слушал, с гордостью сознавая, что приобщается к
подлинной науке.