"Эдуард Геворкян. Путешествие к Северному пределу. 2032 год" - читать интересную книгу автора

влепила ему в лобешник деревянной ложкой, не стерпел, скрутил ее и
хворостинкой отстегал по голым ногам, да так, что на визг выскочили старшие,
прут отобрали и чуть самому не всыпали.
Сергей вырвался из их рук, перескочил через плетень и сбежал вниз по
косогору, и пробрался мимо огородов к частоколу.
Огляделся по сторонам - дозорных не было видно, наверно, дремлют у себя
на насесте, что над воротами. А потом он нырнул в потаенный, одному ему
известный ход и вскоре вылез из кустов, что нависали над оврагом. Здесь он
часто прятался от всевидящих глаз ябедницы Алевтины. Овраг длинной прямой
линией уходил к городу. Дно его заросло малинником, но кое-где на склонах
торчали высокие разлохмаченные стебли ядовитой крапивы. Дурохвосты в эти
края порой забредали, но в овраге ни разу не видели хищных котяр. Говорят,
запах старого железа их отпугивает. А железа здесь хватало.
Харитон как-то пояснил, что раньше, когда Москва городская досюда
тянулась, это и не овраг был вовсе, а дорога подземная. Тут она поверху шла,
но ближе к реке она ныряет глубоко вниз. Так что же по ней не ходят-ездят,
недоверчиво спросила Клавдия, на что Харитон только рукой махнул -
отъездились, мол. Потом он рассказал, как давным-давно, до моровой погибели,
здесь ходили поезда, и тысячи людей катались на них. И он тоже катался, а
когда лихо накатило, то он в этих поездах трупы вывозил на чумное огнище.
Наслушавшись историй, Сергей долго потом ковырялся в овраге и раскопал
на дне куски металла, обломки бетонных плит и несколько совершенно целых
керамических плиток с синим узором. Клавдия немедленно плитки отобрала и
пристроила их у себя на кухне - горячую посуду ставить. Однажды Сергей,
выбрав до последней ягодки ближайшие малинники, забрел по оврагу далеко,
пока не уперся в насыпь.
Вскарабкался было на нее, но на середине зацепился за кривой ржавый
штырь и чуть не полетел в щель, что зияла между насыпью и обломками бетона
от старого рухнувшего моста. Из щели дуло сырым холодным ветром, лезть туда
было боязно, да и надобности никакой не имелось.
Говорили, что под заброшенными домами, вернее, под тем, что от них
осталось, таятся огромные-пещеры, да такие, что вся деревня по самые крыши
уместится. И что, мол, там много чего сохранилось от прежних времен, только
вот проку от того добра нет, кто найдет и вынесет наружу - тому хворь
неминуемая и карачун выйдет. А еще, сказывали, в подземных покоях спят на
холодных лежаках хрипуны. На вид они поначалу люди как люди, только ежели
приглядеться - светятся будто гнилушки. Станут речи мудреные заводить, так
не разговаривают, а хрипят! Повстречать такого страхолюда - погибель верная,
с перепугу околеешь, а то еще хрипун метровым языком тебя обовьет и к себе
под землю утянет, а там до смерти заговорит или же попросту удавит.
Сладко и страшно было слушать эти байки тягучими вечерами, а потом,
накрывшись с головой овчиной, вздрагивать, засыпая, от внезапного скрипа
ставен или еле слышного далекого мява дурохвоста, по весеннему гону
забежавшего в жилые места...
Порой соседи, вернувшись с дальних огородов, рассказывали о непонятных
людях, проходивших старыми тропами по своим непонятным делам. С такими не
связывались и старались не попадаться им на глаза. Ну а если кто на лупил
нарвется, это уже как повезет. Одни, бывало, и уходили, но вот Михаилу, с
которым гуляла Клавдия, не повезло. Отстал от своих, пока отбивались, да и
пропал. С тех пор Клавдия совсем озлобилась. Сергей помнил, как однажды