"Александр Гейман. Овидий (рассказ)" - читать интересную книгу автора

- прочитал он начало одного из стихотворений. Он уже не
мог оторваться и дочитал до конца. Потом он прочел вторую
элегию, потом взял мешок рукописей и ушел с ним к реке, к
своему камню и там сидел до вечера, читая и перечитывая стихи
варварского поэта. Нет, он не был особенно впечатлен -
искусство этого мира было, конечно, столь же дикарским, как и
все остальное. Можно ли было это сравнивать с фантоматикой
Дзиангаутси, с изощренным чудословием диадзиалей империи или
переливами умельцев звуковых облаков! Но грек-торговец
оказался прав в другом: судьба, печаль и обида этого Овидия,
дзианганец не мог не признать этого, были весьма сходны с тем,
что испытывал он сам.

Не о возврате молю...
сделай изгнанье мое не столь суровым и дальним!..

Да, вот и он мысленно взывал теперь о том же, готовый
славословить и даже откровенно низкопоклонствовать перед
троном. Вот бы его вернули хотя бы на Карсу, планету, что
стала на языке дзианганцев синонимом глухомани! Да, да, все
в точности сходится... Или вот это:

Чаще пиши - и сотни причин победишь, чтоб отныне
Мне не пришлось искать, чем тебя оправдать.

Это тоже было знакомо Марку Юнию - он ломал ночами
голову, гадая, пытаются или нет его друзья хотя бы как-то
снестись с ним, если уж не вернуть в Дзиангаутси. Он перебирал
причины, по которым могла бы не удаться попытка отыскать его
или дать ему знак, гадал, кто из друзей мог бы быть
настойчивей в том... что говорить... все вы одинаковы, друзья
мои, хоть в Римской империи, хоть в галактической... А
интересно, что же произошло с этим Овидием? Простили его или
он так и окончил свои дни в ссылке? Юний пожалел, что не
расспросил торговца-грека.
Эти стихи что-то изменили. Марк Юний начал немного
интересоваться происходящим вокруг и даже иногда выбирался
вместе с Кином, сыном Бреты, на охоту в лес. В основном,
конечно, охотился мальчишка - Юний больше разглядывал природу,
деревья, травы, птиц и стрекоз. Но как-то раз и дзианганец,
пульнув из самострела почти наугад, добыл дикую утку,-
впрочем, плавал за ней опять же Кин. В таких походах он
поневоле, чтобы как-то объясняться с мальчиком, кое-что выучил
из языка селения, а мальчик нахватался римских слов, вот на
этой тарабарщине они и разговаривали.
Как-то в этих скитаниях по окрестностям, не так далеко от
деревни, они очутились вблизи одного странного сооружения,
наполовину каменного, что было диковинкой для народа Брода и
Граба. Кин объяснил, что это древнее капище, святилище предков