"Бретон Ги. Когда любовь была Санколотом ("История любви во Франции" #6) " - читать интересную книгу автора

Шартрский, посещавший самые грязные и подозрительные притоны, подцепил
некоторое время назад дурную болезнь и - как говорили в то время - был
"наперчен"...
Филипп совершенно не рассердился. Напротив ответил такими гнусными
шутками, которые являлись свидетельством прекрасного расположения духа.
Потом он усадил девочку у своих ног и потребовав от нее смешных мелких
услуг...
Распалившиеся сотрапезники нетерпеливо ерзали своих креслах.
- Не волнуйтесь, вы, там, стадо свиней, - любезно бросил им герцог. - Я
предоставлю в ваше распоряжение гарнир к этому пирожку.
Он похлопал в ладоши. Дверь тотчас открылась и лакей впустил в комнату
полдюжины девиц из Оперы, совершенно голых. Им было от восемнадцати до
двадцати пяти лет, и они были, конечно, не так свежи, как первая девушка,
но, безусловно, столь же порочны.
И оргия началась...

***

Жадный до необычных, затейливых развлечений, Филипп устроил через
некоторое время для своего друга Фиц-Джеймса, собиравшегося жениться, нечто
вроде "ужина вдов", куда были приглашены все бывшие любовницы новобрачного.
Ужин подавался в комнатах, затянутых черной материей, а девицы слегка
прикрывали наготу прозрачными вдовьими вуалями...
Во время таких ужинов каждый из присутствующих" обязан был спеть песню
собственного сочинения. Вот несколько куплетов, которые были приняты "на
ужинах в тесном кругу", которые дают представление о той галантной эпохе.

Среди сокровищ у меня есть старенький диван.
Когда-то он моим отцом мне был в наследство дан.
Я антиквару с кошельком диван свой не продам.
На нем всегда лежат рядком шесть чудных пухлых дам
Теряю сон я и покой и прихожу в экстаз,
Когда ласкаю я рукой их девственный атлас.
Они округлы и мягки, внутри их греюсь я,
Их обожают знатоки, завидуют друзья.
Когда во сне касаюсь их и шелк щекою мну,
Они мне открывают дверь к целительному сну.
Подушек лучше в мире нет, пари готов держать.
Подружки же приелись мне и могут подождать.
Я забываю обо всем, когда на них лежу,
Не надо мне других утех, я им принадлежу.
Я утром вынужден вставать
В тисках большой тоски.
В их лоне век хотел бы спать,
По гробовой доски!

Песни, имевшиеся в репертуаре самого Филиппа, были гораздо грубее и
откровеннее, тонкость раздражала его. Он обожал грубые неприличные припевы и
затягивал их всегда с таким удовольствием, что смущал даже самых близких
друзей.