"Гибсон Уильм.Сожжение Хром" - читать интересную книгу автора

имеет границ. Что-то подобное видишь, когда перед тобой на экране мелькают
контуры проектируемого здания. Только проект прокручивается от конца к
началу, и у здания вместо стен - разорванные крылья.
Я все время напоминаю себе, что место, где мы находимся, и бездны,
которые его окружают, - иллюзия и не более. Что на самом деле мы не
"внутри" компьютера Хром, а всего лишь подключены к нему через интерфейс,
в то время как матричный симулятор на чердаке у Бобби поддерживает эту
иллюзию... Появляется ядро данных, беззащитное, открытое для атаки... Это
уже по ту сторону льда, матрицы подобного вида я еще никогда не видел,
хотя пятнадцать миллионов законных операторов Хром видят ее ежедневно и
принимают как само собой разумеющееся.
Мы в башне ядра ее данных, вокруг, подобно огням несущихся по
вертикали товарняков, мелькают разноцветные ленты - цветовые коды для
допуска. Яркие главенствующие цвета, слишком яркие в этой призрачной
пустоте, пересекаются бесчисленными горизонталями, окрашенными, словно
стены в детской, в розовое и голубое.
Но остается еще что-то спрятанное за тенью льда в самом центре
слепящего фейерверка: сердце всей этой недешево обходящейся для нее тьмы,
самое сердце Хром...


Было уже далеко за полдень, когда я вернулся из своей нью-йоркской
экспедиции за покупками. Солнце скрывалось за облаками, а на мониторе
Бобби светилась структура льда - двумерное изображение чьей-то электронной
защиты. Неоновые линии переплетались подобно коврику для молитв,
расписанному в декоративном стиле. Я выключил пульт, и экран стал
совершенно темным.
Весь мой рабочий стол был завален вещами Рикки. Косметика и одежда,
засунутая в пакеты из нейлона, по соседству лежала пара ярко-красных
ковбойских сапог, магнитофонные кассеты, глянцевые японские журналы с
рассказами о звездах симстима. Я свалил все это под столик и, когда
отцепил руку, вспомнил, что программа, которую я купил у Финна, осталась в
правом кармане куртки. Мне пришлось повозиться, вытаскивая ее левой рукой
и затем вставляя между прокладок в зажимы ювелирных тисочков.
Уолдо [термин, придуманное Хайнлайном и обозначающий специальный
протез] походил на старый проигрыватель, на каких когда-то прокручивали
записи на пластинках, а тисочки были прикрыты прозрачным пылезащитным
колпаком. Сам манипулятор, чуть больше сантиметра в длину, перемещался на
том, что раньше было на таких проигрывателях тонармом. На него я даже не
посмотрел, когда прикреплял провода к культе. Я вглядывался в окуляр
микроскопа, там в черно-белом цвете виднелась моя рука при сорокакратном
увеличении.
Я проверил набор инструментов и взял лазер. Он показался мне немного
тяжеловат. Тогда я подстроил сенсорный регулятор массы до четверти
килограмма на грамм и принялся за работу. При сорокакратном увеличении
сторона программной кассеты была похожа на грузовик.
На то, чтобы "расколоть" программу, у меня ушло восемь часов. Три
часа - на работу с уолдо, возню с лазером и четыре зажима. Еще два часа на
телефонный разговор с Колорадо, и три - на перезапись словарного диска,
способного перевести на английский технический русский восьмилетней