"Томас Гиффорд. Сокровища Рейха" - читать интересную книгу автора

невольно перешел в своих размышлениях о брате, всегда деятельном и
жизнерадостном, к остальным членам семьи, в которой вырос не только он, но и
я, совершенная ему противоположность - книжник и нелюдим, не говоря уже о
нашей маленькой сестренке Ли, погибшей во время бомбежки в Лондоне.
Куперс-Фолс основал мой предок в северной части Миннесоты - в одной из
самых живописных излучин реки Сент-Круа, в верхнем ее течении неподалеку от
бурных, пенящихся водопадов, которые не замерзают даже в трескучие морозы.
Этот первый из Куперов, мой тезка Джон, сколотил состояние на постройке
железных дорог и торговле пшеницей, что в итоге породило изрядное количество
миллионеров, а соответственно - и процветающий город Миннеаполис. Однако
Куперы жили на удивление тихо, пока мой дед, "закусив удила", не принялся
наверстывать упущенное предками время.
Остин Купер, мой дед, был деловым, целеустремленным человеком и с
наступлением двадцатого века все больше и больше богател. Он водил дружбу с
финансовыми магнатами, такими как Карнеги, Рокфеллер, Форд, Меллон. И
однажды им овладела навязчивая идея, требующая воплощения, подобно тому как
застрявший в теле шрапнельный осколок, образовав нарыв, в конце концов
выходит наружу вместе с гноем и кровью. В двадцатые годы, часто бывая в
Германии, он проникся сочувствием к судьбе немцев, изнывавших, как он
выражался, под ярмом контрибуций, наложенных победителями в "большой
войне".[2] Многие его современники разделяли эту точку зрения, да и позже
некоторые историки придерживались мнения, что этот явно несправедливый
мирный договор привел лишь к новой "тридцатилетней войне", длившейся с 1914
по 1945 год.
Однако, по-своему воспринимая ход истории, Остин Купер не ограничился
простой записью в своем дневнике. Во время последующих поездок в Германию
дед начал выискивать со свойственными ему проницательностью и упорством
людей, которым, по его убеждению, предстояло стать глашатаями новой,
восставшей из пепла Германии. Он установил тесный финансовый контакт с
фирмой Круппа и стал, таким образом, своего рода связующим звеном между
немецкими и англо-американскими денежными тузами.
Остин Купер, увлекшись политикой, со временем почувствовал интерес к
себе политических лидеров, которые, по его убеждению, обладали способностью
направить Германию по пути, предначертанному ей судьбой. Как американец, он
был полезен этим "новым людям", ибо беспрепятственно вращался в кругах, куда
они не имели доступа в силу социальных условностей.
Так Остин Купер начал свое "послушничество" у двух очень озлобленных
немцев, стремившихся к переделу мира. Один из них, "герой большой войны",
импонировал ему чувством собственного величия; другой, ладить с которым было
куда труднее, - своей гипнотической силой.
"Герман Геринг. Адольф Гитлер. Остин Купер. Сирил Купер. Буэнос-Айрес.
Выше голову, братишка" - эти фамилии и слова продолжали вертеться у меня в
голове, когда поздним вечером в мотеле я лежал на кровати, на высоко взбитых
подушках, уставший до такой степени, что не мог ни думать, ни читать, ни
даже смотреть телевизор. Но мне и не спалось - я испытывал напряжение во
всем теле от многочасовой езды в непроглядной метели и продолжительных
раздумий о судьбе нашей семьи, - и в душу закрадывалось неясное ощущение
тревоги и чего-то неизвестного.
В Куперс-Фолсе, на своей родине, я не был несколько лет и даже не
позволял себе предаваться воспоминаниям о семейной истории.