"Владимир Алексеевич Гиляровский. Сочинения в четырех томах. Том 1" - читать интересную книгу автора

Олсуфьева, а управляющим был черноморский казак Петро Иванович Усатый, в
40-х годах променявший кубанские плавни на леса севера и одновременно
фамилию Усатый на Мусатов, так, по крайней мере, адресовали ему письма из
барской конторы, между тем как на письмах с Кубани значилось Усатому. Его
отец, запорожец, после разгрома Сечи в 1775 г. Екатериной ушел на Кубань,
где обзавелся семейством и где вырос Петр Иванович, участвовавший в
покорении Кавказа. С Кубани сюда он прибыл с женой и малолетней дочкой к
Олсуфьеву, тоже участнику кавказских войн. Отец мой, новгородец с Белоозера,
через год после службы в имении женился на шестнадцатилетней дочери его
Надежде Петровне.
Наша семья жила очень дружно. Отец и дед были завзятые охотники и
рыболовы, первые медвежатники на всю округу, в одиночку с рогатиной ходили
на медведя. Дед чуть не саженного роста, сухой, жилистый, носил всегда свою
черкесскую косматую папаху и никогда никаких шуб, кроме лисьей, домоткацкого
сукна чамарки и грубой свитки, которая была так широка, что ею можно было
покрыть лошадь с ногами и головой.
Моя бабушка, Прасковья Борисовна, и моя мать, Надежда Петровна, сидя по
вечерам за работой, причем мама вышивала, а бабушка плела кружева, пели
казачьи песни, а мама иногда читала вслух Пушкина и Лермонтова. Она и сама
писала стихи. У нее была сафьянная тетрадка со стихами, которую после ее
кончины так и не нашли, а при жизни она ее никому не показывала и читала
только, когда мы были втроем. Может быть, она сожгла ее во время болезни? Я
хорошо помню одно из стихотворений про звездочку, которая упала с неба и
погибла на земле.
Дед мой любил слушать Пушкина и особенно Рылеева, тетрадка со стихами
которого, тогда запрещенными, была у отца с семинарских времен. Отец тоже
часто читал нам вслух стихи, а дед, слушая Пушкина, говаривал, что Димитрий
Самозванец был действительно запорожский казак и на престол его посадили
запорожцы. Это он слышал от своих отца и деда и других стариков.
Бежал в сечь запорожскую, Владеть конем и саблей научился...
Бывало, читает отец, а дед положит свою ручищу на книгу, всю ее закроет
ладонью и скажет:
- Верно! - И начнет свой рассказ о запорожцах. Много лет спустя, будучи
на турецкой войне, среди кубанцев-пластунов, я слыхал эту интереснейшую
легенду, переходившую у них из поколения в поколение, подтверждающую
пребывание в Сечи Лжедимитрия: когда на коронацию Димитрия, рассказывали
старики кубанцы, прибыли наши запорожцы почетными гостями, то их расположили
возле самого Красного крыльца, откуда выходил царь. Ему подвели коня, а
рядом поставили скамейку, с которой царь, поддерживаемый боярами, должен был
садиться.
- Вышел царь. Мы глядим на него и шепчемся, - рассказывали депутаты
своим детям.
- Знакомое лицо и ухватка. Где-то мы его видали... Спустился царь с
крыльца, отмахнул рукой бояр, пнул скамейку, положил руку на холку да прямо,
без стремени, прыг в седло - и как врос. И все разом:
- Це наш Грицко!
А он мигнул нам: помалкивай, мол. Да и поехал.
И вспомнил я тогда на войне моего деда, и вспоминаю я сейчас слова
старого казака и привожу их дословно. Впоследствии этот рассказ подтвердил
мне знаменитый кубанец Степан Кухаренко.