"Харриет Гилберт. Брак не по расчету " - читать интересную книгу автора

улыбаются, но будто хранят постоянный намек на улыбку - мягкие, нежные,
чувственные, с чуть углубленными приподнятыми закраинами. Девочка, если и
замерла, то явно ненадолго. Спокойствие не было и, возможно, никогда не
станет ее добродетелью. Даже при внешней умиротворенности ее позы веселые,
ярко-голубые глаза под шапкой черных кудряшек скрывали озорство. У старшей
свидетельством расположения - приглушенный свет улыбки, у младшей -
заразительный смех. Каким же сильным должно бить генное вмешательство отца,
чтобы так резко развести красоту одной и бутонно намеченную красоту другой!
Удивительно хорошие минуты выдались им обеим. Дочь неосознанно ощущает
редкое блаженство покоя. Мать всем существом своим упивается покоем, который
не часто дарила ей жизнь. Пусть бы и длилось невидное чужому глазу счастье.
Да разве уговоришь его задержаться?
Расслабленная поза, улыбка нашла место в каждой черточке лица, мимика
желает остаться в своей приятной сохранности, руки ленятся сделать лишний
жест, мозг не ждет никаких откровений...
Ах, как хорошо! Как тихо... В таком благолепии невзначай вырвавшееся
слово может прозвучать громом. Ну и не надо слов. Так хочется длить ощущение
любви, взаимопонимания, тепла, покоя...
Однако логика жизни препятствует статике поз и настроений. Угроза
умиротворению уже зреет в черноволосой головке. Вопрос, готовый сорваться с
губ, пока не сформулирован до конца, но вот-вот родится. Что взять с
ребенка? Не сегодня и не завтра научится девочка, если вообще научится
когда-нибудь, ценить подобные минуты безмолвного согласия, созвучия дыханий.
- Мама, а почему у меня два папы?
Вопрос прозвучал. Гром грянул. И все! Нет величественного покоя - ни
телу, ни глазам, ни лицу, ни душе. Старшая из двух будто стерла то, что
секунду назад виделось долгим спокойным очарованием на той самой не
написанной художником картине.
- Ох, девочка, о чем ты? - Слова вплелись в судорожный вздох.
Маленькая не поняла всей разрушительной силы своего любопытства, но
почувствовала болезненный срыв в настроении матери.
- Мамочка, ты только не волнуйся. Расскажи мне про моих пап. Я же все
пойму. Я же взрослая уже...
Взрослая! Вы сейчас так рано становитесь взрослыми... И все-то вы
знаете. И всех безоглядно судите. Мать взглянула на своего юного
голубоглазого прокурора и пришла к выводу: еще не настало время объяснять ей
свою жизнь, свои грехи, ошибки, беды, промахи. Свое счастье.
- У каждого, малышка, есть только один папа. А если ты кого-то другого
хочешь назвать прекрасным словом "папа", значит, он очень хороший человек.
Хороший, как папа...
- Но дети-то не от двух пап бывают? И у меня - один? Который из них?
- А кого ты так называешь?
- Мамочка, не запутывай меня, пожалуйста! Ну, вот я никак не пойму...
- Вот видишь - не понимаешь, а еще твердишь, что взрослая.
- А ты понимаешь?
- Но я же, согласись, взрослая.
- Вы, взрослые, только все запутывать и умеете!
Вот тут, девочка, ты права на все сто процентов. Уж что умеем - то
умеем. Себя, других... Жизнь, и ту запутываем. А заодно и тебя, малышка.
- Знаешь что, - обратилась к маленькой старшая, - мы сейчас пойдем в