"Нодар Джин. Повесть о смерти и суете" - читать интересную книгу автораДаварашвили и моим одноклассником Гиви, внуком знаменитой петхаинской
плакальшицы Йохи, затесалась одна-единственная женщина. С виду ей, впрочем, было не больше двадцати. Смуглокожая, с острым птичьим профилем и мальчишеской стрижкой. Она была очень беременна, и все мы вокруг неё - чтобы не пихнуть её ненароком - поминутно оглядывались и вытягивали руки по швам. Особенно усердствовал Занзибар, который, в отличие от меня, видел эту женщину, очевидно, не впервые. И возможно - не только наяву. Сама она, между тем, никого не стеснялась и норовила прильнуть к нам плотнее, касаясь нас разными участками своего не по-петхаински крепкого тела: грудью, животом, коленями, ягодицами. Глаза её - когда она оборачивалась - блестели по-звериному и бегали из стороны в сторону. Даже доктор, и тот стал наконец ёрзать и выказывать смешанное состояние духа и плоти. -- Кто такая? -- спросил он шёпотом. -- Не знаю, -- поджал я губы, -- может быть, знает Занзибар. Занзибар кивнул головой и, приложив к губам ладонь, проговорил: -- Это Амалия, из Сальвадора. У неё есть бойфрэнд, шофёр, тоже оттуда. Заметили там пикап за воротами, "Додж"? Это его машина. -- "Додж"? -- спросил я. -- В котором повезём Нателу? -- Тот самый! -- шепнул Занзибар. -- А она тут при чём? -- вмешался Гиви. -- Прирабатывает по мелочам, -- ответил Занзибар. -- Помогала нашим старушкам обмывать Нателу. -- Чокнутая? -- спросил доктор. -- Нет. Нанюхалась! ладонью. -- Скажи ей пару слов! -- А почему я? -- Ты председатель, -- ответил он, а доктор добавил: -- И давит она тебя больше, чем нас... Амалия и вправду не только уже притиралась ко мне ягодицами и игриво ими подёргивала, но занесённою назад правою рукой вольно шарила по моей штанине. Призванный выказать возмущение, я пригнулся, положил ей на плечи руки и сказал: -- Извини, но тебе надо отсюда выйти. Это мужская секция, а женщины, видишь, все там! Правое ухо Амалии, неправдоподобно маленькое, с пухлыми и ввёрнутыми вовнутрь розовыми лепестками, шевельнулось, а от её гладко стриженной шеи исходил настолько знакомый мне терпкий аромат итальянского одеколона, что я невольно сдавил ей острые плечи. Амалия, по-видимому, преувеличила значение жеста и повернулась ко мне: -- А ты мне тоже нравишься! Больше, чем они! -- Ну и хорошо! -- ответил я. -- Подожди за воротами! -- Придёшь? -- спросила она шёпотом. -- Куда ж я денусь. -- А что будем делать? -- Иди сейчас! -- торопил я. -- Не обманывай только! -- проговорила Амалия и, несмотря на тяжелое брюхо, юркнула меж тесными рядами мужчин к воротам. -- Бабы потеряли стыд! -- объявил Занзибар. -- Что ты ей сказал? |
|
|