"Яна Джин. Неприкаянность " - читать интересную книгу автора

раздельно. Их противопоставление - иллюзия мозга, примитивизирующего мир в
целях облегчения своего труда. Такая же, скажем, как изгнание смерти из
жизни. К тому же Добро - если изредка и одолевает Зло, то за счет отказа от
собственной сути и воплощения в свою противоположность.
Но говорить о нравственном кризисе нынешнего времени глупо: кризис сей,
увы, абсолютен. И был таковым вечно. Это предположение имеет важнейшее
значение для тех из нас, кто относят себя к поэтам. Ибо современной поэзии -
я в этом тоже убеждена - следует исходить прежде всего из осознания
нравственно-метафизической беды, постигшей человека... в начале дней. Этим
же, впрочем, - постижением драмы пребывания в любом пространстве и
времени, - поэты занимались... с начала дней.
Что же тогда должно отличать современную поэзию?
Вечно задавались и этим вопросом. Пространство или время всегда, везде
и только являет себя в конкретной ипостаси, - и люди всегда и везде
убеждены, что только нынешняя... современна. То есть отличается от любой
прочей ипостаси. Убеждены люди в том справедливо, пусть Библия и твердит,
будто "не от ума" говорят об отличии нынешнего от прежнего. Вечного.
Кстати говоря, сама эта фраза "вечный вопрос" претерпела во времени
коррозию, в результате которой звучит теперь так же, как "тривиальный
вопрос". Напомнив посему, что "вечный вопрос" есть вопрос... вечный, а не
просто назойливый, вопрос, не исчезающий из какого бы то ни было
пространства или времени, возвращаюсь к поставленному: что же это есть, -
"современная поэзия"?

- 2-

Начну с отступления. В котором, как и в "главном" тексте, убеждения и
сомнения часто взаимозаменимы.
В моем понимании, которое, как и любое, схематично, - история мысли
сводится к бессрочным ремонтным работам на двух "столбовых дорогах". Первая
ведет в палестины, где спасение ищут в возвращении к блаженству неведения, а
другая - в край, где в середине растет Древо Знания. И где люди, ведая что
творят, сомневаются в ими творимом и посему постоянно подстрекают себя на
поиски лучших альтернатив. Причем, в этих поисках они постоянно же
осматриваются на помянутое Древо, поскольку Знание, разум, считают не только
средством решения любого вопроса, но и его содержательной частью. То есть -
частью ответа. Моцарт и Достоевский, Руссо и Пушкин, к примеру, трудились на
первой из дорог. Гете и Ницше, Толстой и Бродский - на второй.
Благодаря иронической скрутке понятий, первые считаются более невинными
и менее категоричными, нежели вторые. Но мне кажется, что, если решиться на
невозможное, т. е. забыть про гениальность первых и преодолеть волшебство
созданного ими мира, - можно заключить: они, первые, завлекают нас в темные
пещеры наподобие тех, которыми пестрят Кандахарские горы. Мне кажется еще,
что философский выбор Достоевского - возвращение к чистоте и простоте веры
как к последнему утешению - мало чем отличается от деспотического указа
подчиниться тому, о чем слышали все, но представления не имеет никто. Если
бы Достоевский был не сочинителем, а правителем страны, я бы из нее
эмигрировала.
Куда приятней и полезней обитать не в непролазной пещере, а на
толстовской поляне, ясность которой обещана свободой мыслить и сомневаться.