"Марк Гиршин. Дневник простака: Случай в гостинице на 44-й улице " - читать интересную книгу автора


Сегодня решил позвонить редактору "Новой Речи". "Дорогой мой, - сказал
редактор, - ваши рассказы здесь никто не напечатает, напрасно возили в
Америку. Вот я недавно прочитал повесть, написал, как вы, новый эмигрант.
Было приятно читать". Редактор еще что-то говорил, после чего я спросил,
могу я забрать рассказы? Да, приходите, здесь редактор стал отвечать
кому-то, в трубке было плохо слышно. Потом он вспомнил обо мне: мы работаем
до пяти, можете прийти.
Я вышел на улицу с головной болью, но жаркое солнце показалось
приятным, должно быть, меня морозило. Свою большую папку "Дело", которую я
купил перед эмиграцией, чтобы повезти в ней рассказы, я увидел на самом краю
засыпанного бумагами редакторского стола, редактор ее отодвинул, чтобы на
мешала работать. Редактор тут же протянул мне папку, наверное, хотел, чтоб я
поскорее ушел.
Но я вдруг почувствован себя обиженным, и мне захотелось ему отомстить.
Я сказал, как он может знать, что верно в моих рассказах, а что нет, ведь он
бежал из страны полвека назад, все забыл. Неожиданно редактор развеселился.
А вы знаете, незадолго до вашего прихода на этом же стуле сидел другой новый
эмигрант и удивлялся, как я прекрасно информирован о том, что творится в
коммунистической России. Он мне предложил свою повесть, мы ее будем
печатать, юноша полюбил женщину, она легкомысленна, ветрена, он всюду за ней
ездит, поселяется рядом. А прописка, я спросил. А работа? Или этот юноша
пенсионер? Но редактор пропустил мимо ушей мое замечание и снова вернулся к
приятному для него воспоминанию о беседе с автором сентиментальной повести.
После этого он неожиданно обратился ко мне: "Дорогой мой, извините
меня, я сейчас занят".
Теперь, после посещения редакции, отказ меня уже не так огорчал, и я
медленно шел куда-то, разглядывая все, что встречалось по пути. Дома были из
красного нештукатуреного кирпича, а двери, оконные рамы, вывески, даже
ограждавшие подвалы перила были выкрашены черной краской. Когда я вышел на
более нарядные улицы, я заметил, что и здесь черный и красный цвета
встречаются чаще других. Ночью мне стало ясно, что эти краски и мокрая от
пота подушка и есть Нью-Йорк.
Когда я проснулся, шел дождь, и я обрадовался. Улицы стали одинаковыми
и серыми, как у нас в дождь. И ощущение влаги тоже было приятно по этой
причине. Но у меня не было зонтика, и рубашка моя скоро промокла. Все равно
мне было хорошо.
Потом я поругался с одним продавцом. Когда я рассчитывался с ним за
бананы, он, спросив, откуда я, сказал, что Россия это вот что, и плюнул. Не
знаю, почему это меня обидело, раз я оттуда эмигрировал. Но я обругал его и
тоже плюнул. Тогда он положил записную книжку и карандаш, которые держал в
руках, и замахнулся. Я так удивился, что не двинулся с места, Но он только
произнес какие-то слова, и я ушел. Съев на улице свои бананы, я продолжал
прогулку под дождем, а когда вернулся в гостиницу, толстый дежурный протянул
мне талончик телефонного вызова. На талончике стояли фамилия хозяина пишущих
машинок и его телефон. Я тут же позвонил ему. Он недовольным тоном ответил,
что занят. Зачем тогда было оставлять свой телефон?
Ночью, правда, он мне сам позвонил. Начал жаловаться, он самый
несчастный человек. Но когда я спросил, почему, он неожиданно рассердился.
Как, вы до сих пор ничего не поняли, я вам тысячу раз говорил, что мечтаю