"Анатолий Гладилин. Большой беговой день" - читать интересную книгу автора

же умирают, а государству надо платить еще за два месяца. Впрочем, от
дальнейших восклицаний инспекторша воздержалась. Нечего делать. Раз
перехитрили, надо платить. Закон есть закон.
Моя мама умерла в 78 лет. Всю свою жизнь она работала врачом. Но
персональную пенсию ей дали не за это. В 1919 году она вступила в партию.
Когда умирает старый член партии - положено дать объявление в газету.
Это объявление принимают только с визой райкома партии. Несколько
старичков-пенсионеров из парторганизации при ЖЭКе, в которой мама состояла в
последние годы, добровольно вызвались похлопотать. И старички честно бегали
по райкомовским лестницам, ждали в приемных и получили высокую визу. Но -
звонок и расстроенный голос в телефонной трубке:
- Виза есть, за объявление в газету должен платить райком, но... -
трубка откровенно всхлипывает, - говорят, в райкоме нет сейчас денег. Деньги
будут в конце недели, но сейчас... Что делать?
Я прошу их не волноваться. Спасибо, товарищи! Мы сами заплатим. Брат
поедет в газету, все уладит...
Мама была в партии пятьдесят лет, но у райкома нет денег для объявления
о смерти старого большевика. Хорошо, что мама об этом никогда не узнает.
Брат едет в газету. И снова звонит телефон. Убитый голос брата:
- Не хватает денег на объявление. Я же не знал, что это так дорого.
Касса закрывается, а в долг не верят...
Таким образом, объявление появится после похорон. И тут я вспоминаю,
что у меня есть возможность выйти, так сказать, из шкуры простого советского
человека. Я знаком с дочкой главного редактора этой газеты. Когда-то она
училась у меня в классе. Набираю номер. Сбивчиво объясняю, в чем дело,
обещаю, что, разумеется, отдам при встрече... Меня обрывают на середине:
- Где ваш брат? В коридоре редакции?
Потом брат рассказывал, что через пять минут после нашего разговора к
нему, причитая, неслась секретарша главного редактора, размахивая деньгами,
которые ей лично дал шеф.
Короче говоря, в конце концов все было сделано так, как этого,
наверное, хотела бы мама. И пенсионеры из ее жэковской организации принесли
венок, купленный в складчину, и организовали прямо на квартире нечто вроде
митинга, произносили речи, говорят, хорошо выступали. Я не слышал, сидел в
другой комнате вместе с моими друзьями. И поймал себя на мысли, мол, маме
приятно было бы узнать, что почтить ее память пришло много людей...
И еще помню, что я все время хлопотал, встревал в какие-то мелочи,
что-то улаживал. Вполне мог без этого обойтись. Но знаете, когда ты вроде бы
при деле, как-то легче. Впрочем, кто-то ведь должен был быть "при деле".
Почему не я?
Утром я сел в автобус у Ваганьковского кладбища и поехал в морг, на
другой конец города. Шофер автобуса был как бы представителем государства, я
же был обыкновенным гражданином, с которого можно драть три шкуры. Все, что
было заплачено ранее, теперь почему-то не считается. Я принял эти условия.
Шофер посадил в автобус своего дружка, вроде бы для подмоги. Еще десятка. Я
согласился и с этим. У морга меня ждал коллега из школы, преподаватель
физики. Вчетвером (похоронная команда из двух учителей и двух могильщиков)
мы перетащили гроб в машину...
Новый крематорий, "обслуживающий" сейчас москвичей, расположен в десяти
километрах за кольцевой автомобильной дорогой. Мы ехали опять через весь