"Виталий Гладкий. Кишеневское направление (про войну) (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

обрадованно вздохнул Ласкин, когда куски обрезанной проволоки остались
позади.
Неожиданно раздался крик Пригоды:
- Тикайте! Фрицы! Ух!..
Кто-то застонал, затрещали ветки кустарника, словно по ним прошелся
ураган, где-то в лесу, невдалеке от заграждений, раздались выстрелы.
Ласкин рванулся к Пригоде, но откуда-то на него бросились сразу три
эсэсовца. Ласкин с разворота полоснул по ним короткой очередью и,
перескочив через одного из них, который свалился прямо под ноги, выбежал
на прогалину, где ворочался клубок тел. Несколько ударов ножом - и Ласкин
помог раненому Пригоде освободиться от немцев.
И тут сильный удар в спину швырнул Ласкина в высокую траву. Тупая,
невыносимая боль парализовала мышцы. Ласкин попытался закричать, но крик
застрял в горле. Ткнувшись головой в землю, он завалился на бок. Уже теряя
сознание, Ласкин невероятным усилием поднял автомат и выпустил последние
патроны в группу немецких солдат, которые окружали прогалину.


* * *

Маркелов застонал и открыл глаза. Темно, душно. Услышав шум мотора,
старший лейтенант сообразил, что он находится в кузове грузовика.
Придерживаясь за борт, поднялся, сел. Голова раскалывалась от боли: на
темени он нащупал большую шишку. Вспомнил все и от отчаяния едва не
закричал - плен! Выругался вполголоса - полегчало. Где же ребята? Что с
ними?
Встал на четвереньки, начал обследовать кузов. Пусто. Только в углу
запасное колесо и канистра; стенки, обитые жестью, крыша над головой,
дверь на замке - фургон. Пнул несколько раз ногой в дверь, но она даже не
шелохнулась. Возвратился к канистре, открыл ее, понюхал - пахнет бензином.
Отставил в сторону. Но жажда была нестерпимой, и Алексей снова
бессознательно потянул канистру к себе, отхлебнул маленький глоток и
обрадовался - вода! Пил долго, жадно, чувствуя, как с каждым глотком
восстанавливаются силы. Плеснул воды в ладони, умыл лицо, смочил грудь и
затылок. Головная боль постепенно ослабевала. Присел на запасное колесо,
задумался...
Грузовик, скрежетнув тормозами, остановился: дверь фургона
отворилась, и два эсэсовца грубо стащили Маркелова на землю.
Осмотреться как следует Алексею не дали: последовала команда угрюмого
фельдфебеля, и конвойные повели его в глубь двора, где стояло одноэтажное
приземистое здание с зарешеченными окнами. Вошли внутрь, прошли через
длинный коридор, в конце которого было несколько дверей, обитых черной
кожей, не доходя до них, свернули налево. Еще десяток шагов - и эсэсовцы
втолкнули Алексея в крохотную одиночную камеру, похожую на каменный мешок.
Металлическая койка на шарнирах была поднята к стене и закрыта на
висячий замок, узкое, напоминающее бойницу дзота окошко почти под потолком
камеры было забрано толстыми прутьями; присесть, кроме как на мокрый,
заплесневелый пол, было не на что.
Через полчаса принесли завтрак - кружку воды и небольшую краюху
хлеба. А еще через час Алексея Маркелова повели на первый допрос.