"Виталий Гладкий. Золотой капкан" - читать интересную книгу автора

подсознания, и стон вырывается из груди помимо его воли: "Ах, Александра!
Что же ты натворила?! Я не сожалею ни о чем, я убил бы его снова. Он ласкал
твои волосы, целовал твои губы, твои глаза... Твои глаза! Как ты могла?! Я
не проклинаю тебя, у меня нет ненависти к тебе, но моя любовь угасла,
осыпалась пеплом на сердце. А огонь в груди горит. Адский огонь! Он горит,
выжигая незаживающие раны..."
Молитвами и помощью святого старца Григория Распутина смертную казнь
заменили каторгой - императрица лично соизволила поинтересоваться судьбой
боевого офицера. Имение матери, вопреки настоятельным просьбам сына
обивавшей пороги приемных великого князя, сенаторов и кельи Распутина,
пополнило реестр приобретений бывшего конокрада Гришки.
"Посторонись! Ходу наддай!" Клак, клак, клак... Вереница кандальников,
угрюмых, обросших, выползает на Сибирский тракт с очередной ночлежки -
полуразваленного барака на семи ветрах - и исчезает в густом тумане. Его
пристроили на одну из повозок. В дороге открылась не до конца зажившая рана,
и вахмистр, начальник конвоя, снизошел к страданиям неразговорчивого
"полублагородия", как окрестили опального графа конвоиры...
По весне, вместе с тремя товарищами, он бежал из подземного рудника -
перспективе сгнить заживо в душных и смрадных норах предпочел смерть на
воле.
По совету более опытного политкаторжанина Василия Петухова они бежали
по звериным тропам, в глухомань, к далекому и страшному своей неизвестностью
Северо-Восточному морю. Оттуда беглецы хотели перебраться в Америку, а затем
вернуться в Россию. Там назревали события, в которых его товарищи по побегу
мечтали непременно принять участие. И только ему было безразлично, куда
бежать, - кто его ждал в России? Лишь бы подальше от отупляющего животного
существования.
Дошли он и Василий, коренной уралец. Два их товарища не выдержали тягот
пути: один, больной туберкулезом, чтобы не быть обузой остальным, ушел ночью
с привала в лесную чащобу, где его и разыскали после двухдневных поисков,
холодного и недвижимого; второго подвело сердце. Василий нанялся матросом на
американскую торговую шхуну фирмы "Свенсон и Кo". А он остался на Колыме -
пусть окраина, но все же земли русской...
К утру, как это иногда бывает в колымской тайге даже среди лета, пошел
снег, теплый и пушистый.

Глава 4

- Поручик, послушайте... - Кукольников теребил за плечо Деревянова.
- Ну, что там еще? - сонным голосом спросил Деревянов Он проснулся и
тяжело заворочался на оленьих шкурах, сваленных в углу избушки.
- Дурные вести, - коротко ответил ротмистр.
- А когда были хорошие? Деревянов наконец выкарабкался из-под мехового
одеяла и зашарил вокруг себя в поисках торбасов.
- Христоня! - позвал он вестового. - Христоня, мать твою, ты где!?
- Туточки я... Христоня не вошел, а ввалился в избушку.
От него разило, как из пивной бочки. Придерживаясь за дверной косяк, он
хмуро уставился на поручика.
- Надобно чаво? - спросил вестовой и неожиданно икнул.
- Торбаса подай.