"Виталий Гладкий. Кровавый узел" - читать интересную книгу автора

выход из положения - приспособили под классы городскую баню. Детей было
много, помещений не хватало, и Костин класс занимался вместе со вторым и
третьим. В холщовой сумке, которую мама сшила еще в эвакуации, лежали старый
потрепанный букварь и пожелтевшие от времени газетные листочки. Тетрадей не
было, поэтому приходилось выискивать довоенные газеты и писать между строчек
и на полях жиденькими фиолетовыми чернилами, плоские круглые таблетки
которых можно было купить только на толкучем рынке, втридорога.
В тот вечер Костя долго не мог уснуть: ворочался, кряхтел, как старик,
наконец попытался перебраться на мамин диван, но она была неумолима. И,
повздыхав, он опять отправился на свою видавшую виды кровать с медными
шишечками на спинках.
Последнее письмо от отца они получили как раз перед Новым годом. В нем
была фотокарточка - папа возле рейхстага в окружении друзей. Костя
недоумевал: война закончилась, все возвращаются домой, и как понять причину
папиной задержки? Может, он не соскучился по ним? На его расспросы мама
отвечала коротко: "Так надо. Жди". А затем, закрывшись в ванной, плакала...
Проснулся Костя от голосов: радостного, звенящего весенними ручейками
маминого и мужского, раскатистого, чуть хрипловатого:
- Ну, где он там? Показывай!
- Витенька, обожди до утра. Уснул, спит Костик... Костю словно ветром
сдуло с кровати. Он выскочил из своей спаленки и застыл в дверях.
- Костя, папа...
Он узнал его, узнал сразу. Отец был точь-в-точь как на фотографии -
высокий, широкоплечий, грудь в орденах и медалях, а лицо доброе, обветренное
и уставшее. Костя неуверенно сделал шаг вперед, затем другой, и тут сильные
руки подхватили его, и он взлетел под самый потолок.
- Папа... Папочка... Я тебя так ждал... - лепетал Костя.
У него кружилась голова, он всей грудью вдыхал крепкий мужской дух,
которым была пропитана гимнастерка: смесь запахов табака, порохового дыма,
соленого пота и утренних заморозков...
Счастье в тот вечер переполнило их квартиру доверху, расплескалось в
переливах гармошки по всему дому. Соседи разошлись только под утро. Костя
так и уснул одетый, прижимая к груди отцову гимнастерку...
С той поры прошло семь лет. Мама по-прежнему работала на ремонтном, а
отец - главным инженером нового хлебозавода, построенного вместо
разрушенного гитлеровцами при отступлении. На летние каникулы Костю отвозили
в деревню к бабушке, которая ни под каким предлогом не соглашалась оставить
свой домишко на берегу реки и перебраться к сыну в город. Война забрала у
нее троих: муж партизанил и погиб где-то на Брянщине, старшего сына убили
под Варшавой, а дочку немцы угнали в Германию, и с той поры от нее не пришло
ни одной весточки. Так и жила бабушка Лукерья в своем тесном мирке среди
старых выцветших фотографий, которые привечали ее поутру улыбками довоенного
счастья.
Сегодня папа с мамой ушли в кино на вечерний сеанс, а Костя,
воспользовавшись их отсутствием и чтобы скоротать время, решил отпечатать
фотографии - проявленная пленка, отснятая летом, в деревне, до сих пор
покоилась в каморке, где они с отцом оборудовали фотолабораторию.
Неожиданно скрипнула дверь из прихожей в гостиную. Пришли! Но почему
так рано? Костя торопливо ополоснул свежий отпечаток, сунул его в кювету с
фиксажем и уже хотел было отворить дверь каморки, как вдруг раздался чей-то