"Анатолий Глебов. Золотой дождь" - читать интересную книгу автора

АНАТОЛИЙ ГЛЕБОВ

Золотой дождь

Философская новелла


Во всю длину рабочего стола Демокрита растянут был древний египетский
папирус, коричневато-серый, выщербленный по краям, местами продырявленный.
Концы свитка прижаты обломком красного коралла и узорчатым морским
камнем. Остальная часть стола загромождена десятками других свитков в
разноцветных цилиндрических футлярах (они и лежали и стояли в широком
вазоне), рукописями, разнообразными предметами: образчиками горных пород и
кусками руды, окаменелостями, редкими раковинами.
Был тут и засушенный морской конек, и экзотические семена в плоской
этрусской вазочке, и серебряная мелочь в другой...
Подперев крупную голову, лобастую и плешивую, Демокрит сосредоточенно
вглядывался в папирус.
Левая рука то раздумчиво потеребливала, то расправляла негустую
курчавую бородку, сильно тронутую сединой. По плотно сжатым губам большого
волевого рта временами пробегала усмешка.
Взгляд философа - глаза были у него лучистокарие, пристальные и острые,
как у ястреба, - не мог оторваться от чертежа усеченной пирамиды,
врисованного в гиератическую египетскую скоропись.
Текст пояснял, как находить объем этой сложной фигуры. Но Демокрит
думал не о задаче, нетрудной для него, а о человеке, который сумел ее
правильно решить так невероятно давно: полторы тысячи лет назад. Ахмес - так
звали автора рукописи. А написал он ее - как указывала дата в конце
папируса - пятнадцать веков назад! Шутка ли? Эллины в ту далекую пору еще не
имели своей письменности, не строили кораблей. Еще не родился Гомер. Ничего
не было - ни его поэм, ни великих Афин, ни всей нынешней аттической
цивилизации. А египтяне уже умели производить действия с дробями, решать
уравнения, с двумя неизвестными, описывали такие вот задачи.
"Поразительно! - думал Демокрит. - Просто загадочно. Тому, что такие
задачи под силу нам, дивиться нечего. Но как смог додуматься до этого Ахмес
в те далекие, темные времена? Кто надоумил его, натолкнул на такой тонкий
ход мысли? Поистине загадка! Чем больше думаешь об этом, тем все чаще
вспоминается ветхий финикийский мудрец Ахирам. Он дал мне ответ. Простой и
убедительный. Но до того невероятный, что, рискни я об этом сказать
комунибудь, на мою многострадальную голову обрушится больше насмешек, чем
обрушил Полифем камней на голову Одиссея..."
Погруженный в раздумье, философ так долго сидел не шевелясь, что его
любимая собака Ликада, растянувшаяся вдоль стены, подняла голову и с
удивлением посмотрела на хозяина. Удостоверившись, что он на месте, зевнула
и вновь улеглась. Это была густошерстная черно-рыжая лидийская овчарка. От
жары она широко раскрыла пасть и, вывалив розовый, непрерывно трепещущий
язык, дышала часто-часто.
Ей давно хотелось на двор, но пугал нещадный зной, струившийся из окна,
занавеска на котором повисла совершенно неподвижно. Безветренный летний
день, напоенный пряными запахами созревающих плодов, едва лишь начинал