"Александр Гликберг. Правдивая колбаса ("Солдатские сказки" #6) " - читать интересную книгу авторадо смертного часу четвертной билет в месяц, а я службу кончу, самого ротного
на чай-сахар позову, - придет!..." С вольноопределяющимися за ручку здоровкался, финиками их, хлюст, угощал. Неразменный рубль и солдатскую шинельку посеребрит. В полковой церкве всех толще свечу ставил, даром что рядовой. Начал фельдфебель Еремеева жучить. То без отлучки, то дневальным не о очередь, то с полной выкладкой под ружье поставит, - стой на задворках у помойной ямы идолом-верблюдом, проходящим гусям на смех. Все закаблучья ему оттоптал. А потом и сверхуставное наказание придумал. Накрыл как-то Еремеева, что он заместо портянок штатские носочки в воскресный день напялил, - вечером его лягушкой заставил прыгать. С прочими обломами, которые по строевой части отставали, в одну шеренгу, на корточках с баками над головой - от царского портрета до образа Николая Угодника... "Звание солдата почетно", - кто ж по уставу не долбил, а тут на-кось: прыгай, зад подобрамши, будто жаба по кочкам. Кот, к примеру, и тот с амбицией, прыгать не стал бы. Да что поделаешь? Жалобу по команде подашь, тебя же потом фельдфебель в дверную щель зажмет, писку твоего родная мать не услышит... Не спит по ночам Еремеев, подушку грызет, - амбиция вещь такая: другой ее накалит, а она тебя наскрозь прожигает. Еловая шишка укусом не сладка. * * * Прослышал купеческий сын от соседской прачки, будто в слободе за учебной командой древний старичок проживает, по фамилии Хрущ, скорую помощь вдовам, и то помогало, - от зубной скорби к пяткам пьявки под заговор ставил. Знахарь, не знахарь, а пронзительность в нем была такая: на версту индюка скрадут, а ему уж известно, в чьем животе белое мясо урчит. Улучил время Еремеев, с воскресной гулянки свернул к старичку. И точно, - откуль такой в слободу свалился: сидит килка на одной жилке, глаза буравчиками, голова огурцом, борода будто мох конопатый... На стене зверобой пучками. По столу черный дрозд марширует, клювом в щели тюкает, тараканью казнь производит. Воззрился Хрущ, слова ему солдат не успел сказать, бороду пожевал и явственно спрашивает: - Заездил тебя рижский-то, образцовый? Крякнул Еремеев, языком подавился. А тот дальше: - На море, на окияне сидит на диване, малых собак грызет, большим честь отдает... Сел ты, друг, в ящик по самый хрящик. Ничего, вызволю! Как звать-то? - Петр Еремеев, первого взводу учебной команды, второй гильдии купца сын. - Экий ты, братец, вякало... Гильдия мне твоя нужна, как игуменье шпоры. Встань! Чего на дрозда уставился? Он этого не любит... Пособи, Господи, Петру Еремееву, первого взвода учебной команды, а впрочем, как знаешь... Окорое средство тебе дать, либо с расстановкой? Встрепенулся солдат, вскинулся: Да уж нельзя ли как-либо залпом? За нами не пропадет... Пристал он ко |
|
|