"Александр Гликберг. Корнет-лунатик ("Солдатские сказки" #14) " - читать интересную книгу автора

попадает. А потом, черт вяленый, разоблакаться стал: сапожки ножкой об ножку
снял, мундир на ковер шмякнул...
Гостиницу себе нашел. Сиротский дом для мимопроходящих... Шпингалет
пролетный! И все Алешку ручкой приманивает:
- Виноват, Хризантема Агафьевна, встать затрудняюсь. А вы б со мной
рядом присели. На всякий случай... У меня с вами разговор миловидный
будет...
Пятится Алешка задом к двери, будто кот от гадюки, за портьерку
нырнул, - и на куфню. Дверь на крючок застебнул, юбку через голову, - будь
она неладна. Из лифчика кое-как вылез, рукав с буфером вырвал, с морды
женскую прелесть керосиновой тряпочкой смыл, забрался под казенное одеяльце
и трясется. "Пронеси, Господи, корнета, а за мной не пропадет! Нипочем дверь
не открою, хочь головой бейся!" Да для верности скочил на голый пол и
шваброй, как колом, дверь под ручку подпер.
А корнет покачался на спружинах, телескопы выпучил, муть в ем играет, в
голове все потроха перепутались. Сирота-то эта куда подевалась? Курочка в
сережках... Поди, плечики пошла надушить, дело женское.
Глянул он в уголок, - видит на турецком столике чуть початая полбутылки
шустовского коньяку... С колокольчиком. Потянулся к ей корнет, как младенец
к соске. Вытер слюнку, припал к горлышку. "Клю-клю-клю"... Тепло в кишки
ароматным кипятком вступило, - каки уж там девушки! Да и давнешний заряд не
малый был.
Снежок по стеклу шуршит. Барышня, поди, ножки моет, - дело женское. Ну
и хрен, думает, с ней... И не таких взнуздывали!
Бурку подполковничью на себя по самое темя натянул, ножками посучил.
Будто в коньячной бочке черти перекатывают. Так и заснул под колыбельный
ветер, словно мышь в заячьем рукаве. Жернов-камень тяжелый, а пьяный сон и
того навалистей.


* * *

На крыльце калошки-ботики скрипят. Ворчит батальонный, ключом в дырку
попасть не может. Однако, добился. Не любит зря середь ночи денщика
будить... Да и без того Алешка сегодня в тиатре упарился.
Ввалился в дверь, в пальцы подышал. Видит, из кабинет-покоя свет ясной
дорожкой стелется: Алешка, стало быть, ангел-хранитель, постель стлал -
лампу оставил.
И храп этакий оттудова заливистый; должно, ветер в трубе играет.
Ступил подполковник Снегирев на порог, глаза протер - отшатнулся... Что
за дышло! Поперек пола офицерский драгунский мундир, ручки изогнувши,
серебряным погоном блещет, сапожки лаковые в шпорках, как пьяные щенки
валяются... А на отомане, под евонной буркой, живое тело урчит... Кто такой?
По какому случаю? Сродников в кавалерии у батальонного отродясь не было...
Что за гусь скрозь трубу в полночь ввалился?
Поднял он тишком край бурки, - личико неизвестное.
А на корнета свежим духом пахнуло, - потянулся он, суставами хрустнул
и, глаз не продирая, с сонным удовольствием говорит:
- Пришли, душечка? Ну что ж, ложитесь рядом, а я еще с полчасика
похраплю...