"Ребекка Годфри. Драная юбка " - читать интересную книгу автора

подружки. Она, когда нас навещает, порхает вокруг, вся из себя такая мятная
и конфетная. Она сделала мне сережки. Хрустальные треугольнички несут тебе
любовь солнца, говорила Сильвия. Я ее терпеть не могла.
Где твой нож? спросил меня Симус. Он сражался с бечевочными узлами
Сильвии.
У него был свой нож, но он все равно предпочитал пользоваться моим.
У него был какой-то странный роман с моим ножом. Нож был подарком к
моему четырнадцатилетию. Симусу казалось, что нож мне очень нравится, и,
пожалуй, он таки нравился, но лишь тогда. Я возликовала при виде коробочки.
Наконец-то, думала я, он дарит мне что-то из магазина. Он дарит мне что-то
девичье: Барби, шкатулку с танцующей балериной, сердечко на цепочке.
Подарок, не пахнущий грязью и натруженными руками. Может быть, мне и
понравился нож; во всяком случае он был новый и сверкающий.
Я не чувствовала холодного прикосновения моего ножа. Я ответила, что
ножа у меня нет.
Он явно занервничал. Тебе нужен этот нож, сказал он, нож тебе еще
пригодится.
Ага, я завтра его раздобуду, ответила я. Нож остался на полянке с
отморозками, и я ни за что не собиралась туда возвращаться.
Хорошо, сказал он и взлохматил мне волосы. И пошел в подвал за
собственным ножом.
Я проверила под рубашкой на всякий случай. Хотя в этот самый случай не
верила. Я носила нож в лифчике с того момента, как у меня появился лифчик.
Сейчас там ощущалась белая ткань, моя кожа, грудь - и все. Да к черту нож.
Вот ведь как забавно - таскаешь что-то на себе постоянно, а потом
выясняется, что оно тебе абсолютно ни к чему.
Он будет валяться в сырой грязи, ненайденный и бесполезный, рядом с
поломанными ветками и намокшими перьями. Он заржавеет на этой поляне, вход
туда замуруют разрастающиеся ветки, потому что кто еще станет их срезать?

Все испортить

"Мин" - это маленькая бакалейная лавочка в Чайнатауне с закусочной в
углу. Я села рядом с длинной, черной неоновой вывеской, на которой все время
менялись выигрышные номера лото. Небо серело в пухлых облаках, но в окне все
было красное. Краснота, драконы лижут бирюзовое солнце на расплывающемся
старом здании через дорогу, красные языки превращаются в языки пламени.
Краснота неоновых вывесок, высвечивающих "Гонь-Дун", краснота мусорных
бачков, и даже телефонная будка выглядела красным храмом. Потаскушечья
краснота лака, украшающего ногти девушки, чьи руки наводят на мысли о
кровавых апельсинах и красном сигнале светофора.
На самом деле я просто отсиживалась у Мина. Будь у меня друзья, мы бы
отпраздновали мой отважный поступок. Прогуливание школы. Но друзей я
потеряла, да и убедить себя в собственной отваге тоже не могла. В ситуации
со шлангом я повела себя совсем неизящно. Потому я и отсиживалась за угловой
стойкой - я и два безработных дровосека. Дровосеков сложно с кем-нибудь
спутать. Они курят "Экспорт А" и носят шерстяные куртки весной. Эти
единственные, кроме меня, посетители "Мина" были без работы и сетовали на
судьбу. Они обсуждали поездку в Коуичан на вырубку; они припоминали имя жены
Дэнниса. Жена Дэнниса знает прораба, но как же ее зовут? Крепкие ребята, эти