"Генрих Гофман. Голова в миллион марок" - читать интересную книгу автора

арсеналом еще можно воевать. Только бы не потерять сознание, только бы меня
не застигли врасплох".
С этими мыслями он заснул. Спал долго. Проснулся от удушья. В тесной
ямс почти не было воздуха. Мурзин приоткрыл глаза и не увидел ни единого
проблеска света. Думая, что еще ночь, он поднял вытянутую руку, попытался
раздвинуть наваленные сверху ветви и листья. Пальцы вонзились в холодный и
липкий снег. Слой снега оказался довольно толстым. Несколько минут орудовал
он дулом автомата, пока проделал небольшое отверстие над головой. В него
хлынул яркий дневной свет. Дышать стало легче. В лесу было тихо.
Весь день пролежал Мурзин, поджидая лесников. Время от времени он брал
пригоршню снега и съедал его, чтобы утолить жажду. Но ни Ян Ткач, ни
Кржановский не появлялись. Не пришли они и на второй и на третий день.
Откуда мог знать Мурзин, что все окрестные леса кишели карателями. Немецкие
части, отведенные с фронта для отдыха, по приказу Карла Германа Франка
прочесывали весь партизанский район. И Ян Ткач боялся оставить след на
снегу, по которому враги смогли бы обнаружить убежище партизанского
командира.
С каждым днем Мурзину становилось хуже. Простреленная нога распухла и
посинела. Раны все больше и больше гноились. На память часто приходило
страшное слово "гангрена", слышанное от врачей еще в московском госпитале.
Тогда большинство смертельных исходов медики объясняли этим словом. И Мурзин
понял, что сейчас он сам хозяин своей судьбы. Рассчитывать на чью-либо
помощь было бессмысленно и, доедая последний кусочек черствого хлеба -
остаток запасов, оставленных лесниками, он решился на отчаянный шаг.
Разбив стекло ручного компаса, выбрал самый острый осколок. Этим
нехитрым инструментом вскрыл себе рану и стал осторожно выскребать гной. От
боли тело покрылось испариной, по лицу заструился пот. Но сознание работало
четко. Он очистил раны, насухо вытер их носовым платком и вновь обернул
тряпками. К вечеру стало легче, боль поутихла, и он повторил операцию.
Голодный и обессиленный, дважды проделал он то же самое и на следующий
день. Это был пятый день его одиночества. В голове все настойчивее возникала
мысль о самоубийстве, И вдруг его слух, привыкший к шорохам леса, уловил
чьи-то шаги. Мурзин схватил автомат, приготовил его к стрельбе. Но тут же
узнал знакомый голос лесника. Это был Ян Ткач. Он принес две овчины, сало,
хлеб, колбасу, горячий чай в термосе.
Лесник долго рассказывал Мурзину, как свирепствуют фашисты в округе.
Перечислял повешенных, сожженные села. Сокрушенно покачивая головой, говорил
о расстрелах подпольщиков и заложников. Объяснял, почему так долго не
приходил.
С величайшей осторожностью подсунул он под Мурзина одну из овчин. А
когда тот удобно расположился на ней, прикрыл его второй овчиной. Покормив
раненого, лесник заботливо разложил возле него принесенные свертки с
продуктами, стал вновь маскировать яму ветвями и листьями...
Двадцать один день пролежал Мурзин в яме под могучим столетним дубом.
Трижды за это время наведывался к нему, Ян Ткач, приносил еду и тряпки для
перевязок. Раны уже закрылись, начали заживать. Помогло и сырое сало,
которое по древнему башкирскому обычаю Мурзин прикладывал к ранам.
В конце ноября неожиданно наступила оттепель. Сначала ее снегового
покрова над убежищем Мурзина начали падать крупные холодные капли. Потом по
стенкам покатились целые струйки талой воды. Промокшая овчина стала не в