"Иоахим Гофман. Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) " - читать интересную книгу автора

противника бесчисленных союзников... Исходя из докладов политкомиссаров,
Красная Армия считает себя лучшей в мире. Поэтому, дескать, ее никто не
сможет разбить. Царит чудовищная собственная переоценка". Советские офицеры
вновь и вновь высказывались таким же образом и после начала войны. Например,
майор Филиппов (29-й стрелковый корпус) сообщал 26 июня 1941 г. о царящем в
войсках "мнении, что Красную Армию нельзя победить". Это соответствовало
тому, что выразили полковник Любимов и майор Михайлов (оба 49-я танковая
дивизия) 4 августа 1941 г., когда говорили о "существующей в полном объеме
убежденности", "что Красная Армия вооружена и подготовлена наилучшим образом
и тем самым непобедима". Майор Орнушков (11-я танковая дивизия) также был
"твердо убежден в том, что русскую армию нельзя разбить".[35] Он заявил 6
августа 1941 г.: "Согласно развернутой для Красной Армии пропаганде, русский
народ тоже мог питать величайшее доверие к своим вооруженным силам. Военная
периодика, печать, кино и радио вновь и вновь подчеркивают гигантское
развитие танковых и военно-воздушных сил". Подполковник Ляпин (1-я
мотострелковая дивизия) сообщил 16 сентября 1941 г., как низко, напротив,
расценивались боевые качества немецких танков.
И все время подразумевалось то, что лейтенант Ильин (из штаба 964-го
стрелкового полка 296-й стрелковой дивизии), охарактеризованный как
необычайно интеллигентный человек, студент-филолог, метко подтвердил
допрашивавшим его немцам 3 января 1942 г.: "В России вплоть до первых
месяцев войны все еще твердо рассчитывали, что внутри Германии вспыхнут
волнения". В отношении дальнейших перспектив Советского Союза генерал-майор
Зеруленков, командир 51-й стрелковой дивизии, заявил 10 октября 1941 г.,
когда еще полным ходом шло немецкое наступление на Москву, что СССР уже
зимой будет в состоянии сформировать 300-400 дивизий. Это было подчеркнуто
комиссаром (и фактически командиром) 176-й стрелковой дивизии Филевым, когда
он 11 октября 1941 г. заявил: "Кроме того, Красная Армия была во всех
отношениях сильнее немецкой с материальной и численной стороны... Силы
Красной Армии еще неизмеримы".[36] А командующий 19-й армией
генерал-лейтенант Лукин предостерегал недоверчивых немцев 14 декабря 1941
г., что советская промышленность в состоянии практически каждый день
оснащать танковую бригаду с 60-ю танками современных типов Т-34 и КВ.[37]
Приходится ли удивляться при таких господствующих настроениях, что
генерал-майор Кирпичников (43-я стрелковая дивизия) говорил о "недооценке,
даже полном игнорировании вражеских сил и возможностей"? "Настроение в
войсках в начале войны было очень хорошее", - говорил и посланный из Москвы
инспектор 96-й стрелковой дивизии генерал-майор Гольцев 17 августа 1941 г.
Командующий 32-й армией, высокопоставленный партийный функционер, задним
числом сообщал как свидетель в октябре 1941 г. об иллюзии, распространенной
еще в первый день войны в Кремле и вообще в Москве, что Красная Армия будет
"сражаться только на земле противника", что "война будет вестись на чужой
территории".[38] Уже 22 июня 1941 г. в Москве курсировали слухи о взятии
войсками Красной Армии Варшавы, Кенигсберга и Бухареста. Ожидалось, что
сообщения, поступающие с фронта, могут быть только позитивными.
Сталин считал неизбежной схватку с Германией с весны 1940 г., и,
сознавая растущую силу Красной Армии и ухудшение положения Рейха, он 5 мая
1941 г. использовал в качестве повода выпуск слушателей военных академий,
чтобы провозгласить перед командованием армии и широкой военной аудиторией,
что перед лицом достигнутого к тому времени превосходства советской армии