"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Кавалер Глюк" - читать интересную книгу автора

какими приходишь к сочинению музыки? Это широкая проезжая дорога, и все,
кому не лень, суетятся на ней и торжествующе вопят: "Мы посвященные! Мы у
цели!" А между тем в царство грез проникают через врата из слоновой кости;
мало кому дано узреть эти врата, еще меньше - вступить в них! Причудливое
зрелище открывается вошедшим. Странные видения мелькают здесь и там, одно
своеобразнее другого. На проезжей дороге они не показываются, только за
вратами слоновой кости можно увидеть их. Трудно вырваться из этого царства:
точно к замку Альцины{5} путь преграждают чудовища; все здесь кружит,
мелькает, вертится; многие так и прогрезят свою грезу в царстве грез - они
растекаются в грезах и перестают отбрасывать тень, иначе они по тени увидели
бы луч, пронизывающий все царство. Но лишь немногие, пробудясь от своей
грезы, поднимаются вверх и, пройдя через царство грез, достигают истины. Это
и есть вершина - соприкосновение с предвечным, неизреченным! Взгляните на
солнце - оно трезвучие, из него, подобно звездам, сыплются аккорды и
опутывают вас огненными нитями. Вы покоитесь в огненном коконе до той
минуты, когда Психея вспорхнет к солнцу.
С этими словами он вскочил, вскинул к небу взор, вскинул руку. Затем
снова сел и разом осушил налитый ему стакан. Наступило молчание, я
поостерегся прервать его и тем нарушить ход мыслей своего необыкновенного
собеседника.
Наконец он заговорил снова, уже спокойнее:
- Когда я пребывал в царстве грез, меня терзали скорби и страхи без
числа. Это было во тьме ночи, и я пугался чудовищ с оскаленными образинами,
то швырявших меня на дно морское, то поднимавших высоко над землей. Но вдруг
лучи света прорезали ночной мрак, и лучи эти были звуки, которые окутали
меня пленительным сиянием. Я очнулся от своих скорбей и увидел огромное
светлое око, оно глядело на орган, и этот взгляд извлекал из органа звуки,
которые искрились и сплетались в такие чудесные аккорды, какие никогда даже
не грезились мне. Мелодия лилась волнами, и я качался на этих волнах и
жаждал, чтобы они меня захлестнули; но око обратилось на меня и подняло над
шумящей стремниной. Снова надвинулась ночь, и тут ко мне подступили два
гиганта в сверкающих доспехах: основной тон и квинта! Они попытались
притянуть меня к себе, но око усмехнулось: "Я знаю, о чем тоскует твоя душа;
ласковая, нежная дева - терция - встанет между гигантами, ты услышишь ее
сладкий голос, снова узришь меня, и мои мелодии станут твоими".
Он замолчал.
- И вам довелось снова узреть око?
- Да, довелось! Долгие годы томился я в царстве грез. Там, именно там!
Я обретался в роскошной долине и слушал, о чем поют друг другу цветы. Только
подсолнечник молчал и грустно клонился долу закрытым венчиком. Незримые узы
влекли меня к нему. Он поднял головку - венчик раскрылся, а оттуда мне
навстречу засияло око. И звуки, как лучи света, потянулись из моей головы к
цветам, а те жадно впитывали их. Все шире и шире раскрывались лепестки
подсолнечника; потоки пламени полились из них, охватили меня, - око исчезло,
а в чашечке цветка очутился я.
С этими словами он вскочил и по-юношески стремительно выбежал из
комнаты. Я тщетно прождал его возвращения и наконец решил направиться в
город.
Только вблизи Бранденбургских ворот я увидел шагающую впереди
долговязую фигуру и, несмотря на темноту, тотчас узнал моего чудака. Я