"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Мастер Мартин-бочар и его подмастерья" - читать интересную книгу автора

должен был пройти мимо дома мастера Мартина. Когда оба они, Паумгартнер и
Мартин, поравнялись с дверью этого дома и Паумгартнер собрался уж было
дальше, мастер Мартин снял свою шапочку и, почтительно отвесив поклон, такой
низкий, какой только мог отвесить, молвил советнику:
- Ах, только бы вы не погнушались зайти на часок в мой жалкий домишко,
дорогой и достойный господин мой! Уж не откажите, порадуйте и утешьте меня
вашими мудрыми речами.
- Что же, любезный мастер Мартин, - улыбаясь, ответил Паумгартнер, -
посидеть у вас я рад, только почему это ваш дом вы называете жалким
домишкой? Я же знаю, что по убранству и драгоценной утвари с ним не
сравнятся дома наших самых богатых горожан! Ведь вы совсем недавно отстроили
его, и он стал украшением нашего славного имперского города, а о внутренней
отделке я и не говорю - ею мог бы гордиться и дворянин!
Старый Паумгартнер был прав, ибо, как только отворялась дверь, до
блеска начищенная воском, с пышными медными украшениями, вы оказывались в
просторных сенях, где пол был выложен плитками, где на стенах висели
картины, где стояли искусно сделанные шкафы и стулья и все напоминало
убранный по-праздничному зал. И каждый охотно подчинялся приказанию в
стихах, которые были начертаны на дощечке, висевшей возле самой двери:

Кому нужда на порог ступить,
Тот должен в чистой обуви быть,
Но то пусть пыль с башмаков стряхнет,
Чтоб не вышло потом хлопот.
А толковых учить ни к чему, -
Знают сами порядок в дому.

День был жаркий, с наступлением сумерек и в комнате стало душно,
поэтому своего благородного гостя мастер Мартин повел в просторную и
прохладную "чистую поварню". Так называлась тогда в домах богатых горожан
комната, которую только для виду отделывали наподобие кухни и украшали
всякого рода дорогой хозяйственной утварью, не служившей для приготовления
пищи. Мастер Мартин, как только вошел сюда, громко крикнул:
- Роза! Роза!
Тотчас же отворилась дверь, и в комнату вошла Роза, единственная дочь
мастера Мартина.
Постарайся, дражайший читатель, как можно отчетливее вообразить себе в
эту минуту непревзойденные творения нашего великого Альбрехта Дюрера. Пусть
словно живые встанут перед тобой чудесные образы чудесных девушек,
исполненные великой прелести, сладостной кротости и благочестия, такие,
какими их можно увидеть на его картинах. Представь себе гибкий благородный
стан, прекрасный лилейно-белый лоб, румянец на щеках, нежный, как аромат
роз, тонкие вишнево-алые жгучие губы, мечтательно-кроткие глаза,
скрывающиеся за темными ресницами, как лунный луч скрывается за сетью
листвы, представь себе шелковистые волосы, искусно заплетенные в красивые
косы, представь себе всю небесную красоту этих девушек, и ты увидишь
прелестную Розу. Да и как бы иначе мог рассказчик описать тебе это небесное
дитя? Но да будет здесь позволено вспомнить еще об одном одаренном талантами
молодом художнике, в чье сердце проник яркий свет того доброго старого
времени. Мы говорим о немецком живописце Корнелиусе{5}, живущем в Риме. "Я