"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Автомат (новелла)" - читать интересную книгу автора

же размеров, потом с некоторым трудом вставил в нее портрет своей
возлюбленной и с тех пор, не снимая, ношу его у себя на груди.
И вот сегодня впервые в жизни я рассказал об этом блаженнейшем
мгновении своей жизни, а ты, Людвиг, - единственный, кому я поверил свою
тайну!.. Но сегодня же, сегодня враждебная сила проникла в мою душу...
Подойдя к турку, я спросил его в мыслях о возлюбленной моего сердца:
"Испытаю ли я вновь самое счастливое мгновение в моей жизни?" Ты заметил,
что турок ни за что не хотел отвечать, но поскольку я настаивал, он наконец
произнес: "Глаза смотрят в грудь твою, но мешает им гладкое золото, -
поверни портрет другой стороной!" Могу ли я выразить чувство, которое дрожью
отозвалось во всех моих членах?.. Ты, конечно, заметил, как я взволнован.
Ведь портрет у меня на груди располагался именно так, как сказал турок; я
незаметно обернул его другой стороною и повторил свой вопрос, тогда фигура
мрачно произнесла: "Несчастный! В тот миг, когда ты увидишь ее вновь, ты
утратишь ее навеки!"
Людвигу хотелось утешить друга, погрузившегося в глубокие думы, но тут
к ним подошли знакомые и разговор был прерван.
Слух о новом таинственном прорицании турецкого мудреца разошелся по
городу, и все терялись в догадках, что за пророчество могло так взволновать
отнюдь не суеверного Фердинанда; его друзей преследовали расспросами, и,
чтобы спасти друга от такой напасти, Людвигу пришлось сочинить целую
замысловатую историю, которой верили тем охотнее, что она совсем не была
похожа на правду. Та самая компания, которой удалось уговорить Фердинанда,
чтобы тот посетил чудесного турка, собиралась обыкновенно один раз в неделю
- на следующей неделе тут неумолчно толковали о турке, тем более что каждому
хотелось услышать от самого Фердинанда, что же такое повергло его в мрачное
настроение, которое он напрасно пытался скрыть от других. Людвиг живо
чувствовал, сколь велико потрясение, испытанное другом в тот момент, когда
оказалось, что чуждой, враждебной силе известна тайна фантастической любви,
свято хранимой в его сердце. Как и Фердинанд, Людвиг твердо уверовал в том,
что для этой ужасной силы, способной провидеть сокровенные тайны, не
составляет секрета и сама связь будущего с настоящим. Поэтому Людвиг не мог
не верить в изречение оракула и возмущался лишь тем, что враждебная сила не
пощадила его друга и выдала ему страшную судьбу, что грозила ему. Поэтому
Людвиг решительно встал в оппозицию к многочисленным поклонникам искусно
построенного автомата, и всякий раз, когда кто-нибудь замечал, что движения
фигуры особенно впечатляют своей полнейшей естественностью и что пророческий
смысл ответов благодаря этому лишь возрастает, категорически утверждал, что
как раз закатывание глаз и ворочание головой кажется ему у столь почтенного
турка неописуемо смехотворным, - вот почему и он сам, Людвиг, своей шуткой
привел в дурное расположение духа и самого создателя автомата, и то незримое
существо, которое, должно быть, общается с нами через посредство турка,
следствием чего и было множество пустых и малозначащих ответов, которые были
доведены тогда до сведения публики.
- Должен признаться, - добавлял Людвиг, - что, как только я переступил
порог комнаты, фигура сразу же живо напомнила мне изящного, искусно
сделанного щелкунчика, которого кузен подарил мне на рождество, когда я был
еще совсем маленьким. У щелкунчика была смешная рожица, и когда ему
приходилось колоть очень твердые орехи, он заводил свои большие навыкате
глаза, так уж он был устроен, и вот эти движения глаз придавали фигурке