"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Фермата (новелла)" - читать интересную книгу автора

переменился, насквозь пропитался каким-то чудесным духом. Робость
провинциала окончательно отброшена, словно маэстро сижу я за клавиром перед
партитурой, управляя вокальной сценой, которую поет моя донна. Все во мне,
даже мысли, обратились в сладкую мелодию. Я пишу канцонетты и арии, не
задумываясь о контрапунктических уловках и ухищрениях, и Лауретта поет их,
но, правда, только дома. Почему она не исполняет мою музыку в концерте?
Этого я никак не могу взять в толк! А Терезина иногда является перед моим
внутренним взором на гордом коне с лирой в руках, образ
дерзновенно-романтический, это само искусство, - порой я невольно пишу
серьезные, возвышенные напевы! Лауретта же играет звуками музыки словно
капризная королева фей. За что она ни возьмется, все удается ей. Терезина не
исполняет колоратур - в лучшем случае простой форшлаг или мордент, но ее
долгие, выдержанные звуки блестят на мрачном ночном фоне, чудесные духи
просыпаются от сна под звуки ее пения, своими серьезными очами они глубоко
заглядывают в грудь... Не знаю, почему я столь долго не чувствовал силы ее
пения.
Наступило время обещанного сестрам бенефиса. Лауретта пела со мной
длинную сцену Анфосси. Я, как всегда, сидел за клавиром. Подошла последняя
фермата. Лауретта собрала все свое искусство, звуки соловьиного пения
порхали передо мной, летали вверх, вниз, - короткая остановка, пестрые
рулады, целое сольфеджио! Мне на этот раз на деле показалось, что каденция
слишком затянулась, тут я почувствовал за спиной тихое дыхание - то была
Терезина. В этот же самый миг Лауретта начала трель с нарастанием и на ней
должна была перейти к начальному темпу. Мною овладел дьявол, я решительно
взял обеими руками аккорд, оркестр последовал за мною, трель Лауретты
оборвалась, и кульминационный момент, который должен был привести всех в
величайшее изумление, был сорван. Лауретта, бросив на меня пронзительный,
преисполненный ярости взгляд, схватила ноты, смяла их и швырнула мне в
голову, так что обрывки нот разлетелись вокруг, и, как безумная, кинулась
через оркестр в соседнюю комнату. Как только оркестровое тутти подошло к
концу, я поспешил за нею. Она рыдала, бушевала.
- Вон с глаз моих, негодник! - закричала она, увидев меня. - Сатана, ты
отнял у меня все - славу, честь... Ах, моя трель! С глаз моих, исчадие
адово!
Она бросилась на меня, я спасся, выскочив в дверь. Во время концерта,
когда играл кто-то другой, Терезине и капельмейстеру удалось наконец
успокоить обезумевшую, и она согласилась вновь выступать, но с тем, чтобы и
духу моего не было на сцене. В последнем дуэте, который сестры исполняли
вместе, Лауретте удалось исполнить свою трель с нарастанием - ей хлопали без
конца, и она пришла в самое лучшее настроение. Я же не мог забыть, как
Лауретта обращалась со мной в присутствии посторонних, и твердо решил уехать
домой на следующее утро. Я как раз собирал свои вещи, когда в комнату вошла
Терезина.
- Ты хочешь покинуть нас?
Я объяснил, что после всего пережитого мною позора не могу остаться с
ними.
- Получается, тебя гонит прочь нелепая выходка безумицы, о которой сама
же она сожалеет? - сказала мне Терезина. - Но разве без нас ты сможешь так
жить для своего искусства? Ведь только от тебя зависит, чтобы подобные
поступки Лауретты больше не повторялись. Ты слишком уступчив, кроток,