"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Угловое окно (новелла)" - читать интересную книгу автора

кровь бросилась мне в лицо.
- Ты, чего доброго, думаешь, - продолжал кузен, не обращая внимания на
мое смущение, - что я уже поправляюсь, или даже совсем поправился от моих
недугов? Отнюдь нет. Ноги мои - непокорные вассалы, изменившие голове своего
господина и не желающие иметь ничего общего с остальной частью моего
достопочтенного трупа. Другими словами, я с места не могу двинуться и
разъезжаю из угла в угол в этом кресле на колесах, а мой инвалид
насвистывает мелодичнейшие марши, вспоминая свои военные годы. Но вот это
окно - утешение для меня: здесь мне снова явилась жизнь во всей своей
пестроте, и я чувствую, как мне близка ее никогда не прекращающаяся суетня.
Подойди, брат, выгляни в окно!
Я сел против моего кузена на маленький табурет, для которого как раз
хватило места в оконной нише. Действительно, зрелище было своеобразное и
неожиданное. Рынок казался сплошной массой людей, тесно прижатых друг к
другу, и можно было подумать, что яблоку, если бросить его в эту толпу,
некуда будет упасть. Различнейшие краски маленькими пятнами играли в
солнечных лучах. На меня все это произвело впечатление большой клумбы с
тюльпанами, колеблемыми ветром, который клонит их то в ту, то в другую
сторону, и я должен был сознаться себе, что зрелище это, правда, довольно
занятно, но в конце концов утомительно, а у человека особенно восприимчивого
может даже вызвать легкое головокружение, которое немного напоминает
предшествующее сну полузабытье, не лишенное, впрочем, приятности. В этом я и
увидел источник того удовольствия, что доставляет кузену угловое окно, и так
прямо и сказал ему о своем предположении.
Но он обхватил голову руками, и между нами завязался следующий
разговор.
Кузен. Брат мой, брат! Теперь я вижу ясно, что нет в тебе даже искорки
литературного таланта. Тебе недостает главнейшего условия для того, чтобы
когда-нибудь пойти по стопам твоего почтенного парализованного кузена,
именно - глаза, по-настоящему умеющего видеть. Для тебя этот рынок всего
только пестрая, сбивающая с толку путаница, какая-то лишенная смысла
деятельность, суета, вовлекающая в свой водоворот толпу. Для меня же, о друг
мой, в этом зрелище сочетаются разнообразнейшие сцены городской жизни, и мое
воображение не хуже мастера Калло или нашего современника Ходовецкого
набрасывает эскизы один за другим, и контуры их порой довольно-таки смелы.
За дело, брат! Посмотрим, не удастся ли мне научить тебя хотя бы основам
этого искусства - умению видеть. Погляди-ка на улицу, прямо перед собой! Вот
возьми мой лорнет. Ты видишь эту несколько странно одетую особу, у нее еще
на руке висит большая корзина для покупок? Особа эта, увлеченная разговором
со щеточным мастером, по-видимому весьма быстро обделывает всякие делишки,
вовсе не имеющие отношения к пище телесной.
Я. Я заметил ее. Вокруг головы она повязала яркий лимонно-желтый
платок, на французский лад, точно тюрбан, и лицо ее, как и весь облик, ясно
говорит, что она француженка. Вероятно, осталась после окончания войны и
сумела неплохо здесь устроиться.
Кузен. Не плохо! Бьюсь об заклад, муж ее нажил недурное состояние в
какой-нибудь отрасли французской промышленности, и жена может наполнить свою
корзину самой лучшей провизией. Вот она устремляется в самую гущу. Попробуй,
брат, не потерять ее из виду и проследить ее путь во всех извилинах. Желтый
платок пусть ведет тебя.