"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Угловое окно (новелла)" - читать интересную книгу автора

разговора, как будто позабыла о рюмочке, содержимое которой только что
собиралась проглотить. Эти физиономии в самом деле бросаются в глаза! Какие
демонические улыбки! И как они жестикулируют сухими, костлявыми руками!
Кузен. Эти две женщины вечно сидят вместе, и хотя они торгуют разными
вещами и между ними поэтому не должно быть столкновений, а следовательно, и
настоящей зависти, все же они до сего дня всегда злобно косились друг на
друга и, насколько я смею доверять себе как опытному физиономисту,
язвительно переругивались. О, смотри, смотри, брат! Скоро они будут - одна
душа. Торговка платками предлагает чашечку кофе продавщице чулок. Что бы это
значило? Я-то знаю. Несколько минут тому назад к ее корзине подошла,
привлеченная заманчивым товаром, девушка лет шестнадцати, не старше,
хорошенькая как ангел, и вся ее манера держаться говорила о благонравии и
стыдливой бедности. Желания ее устремлялись к белому платку с пестрой
каемкой, который ей, вероятно, очень был нужен. Она к нему приценилась,
старуха пустила в ход всю свою торговую хитрость и развернула платок, так
что пестрые краски еще ярче заиграли в солнечных лучах. Насчет цены
сговорились. Но когда бедняжка развязала уголок носового платка и извлекла
все, что было в ее скудной казне, наличность оказалась недостаточной для
такой покупки. Со слезами на глазах, с пылающими щеками девушка поспешила
прочь, а старуха злобно рассмеялась, сложила платок и бросила в корзину.
Можно себе представить, какие изысканные выражения она при этом пустила в
ход. Но вот, оказывается, другая старуха - такая же чертовка - знает эту
бедняжку и может позабавить разочарованную соседку печальной повестью о
разорившейся семье, превратив ее в скандальную хронику жизни легкомысленной,
чуть ли не преступной. Чашка кофе была, несомненно, наградой за безбожную
клевету.
Я. Во всем, что ты тут придумываешь, дорогой кузен, нет, должно быть, и
крупицы правды, но я смотрю на этих женщин - и вот благодаря живости твоего
описания все мне кажется таким правдоподобным, что я волей-неволей должен
поверить.
Кузен. Пока мы не выпустили из поля зрения стену театра, давай бросим
еще взгляд на ту добродушную толстую женщину с лоснящимися от здоровья
щеками, что сидит на плетеном стуле, стоически спокойная и непринужденная,
спрятав руки под белый передник, перед ней на кусках белой материи разложено
великое множество ярко начищенных ложек, ножей и вилок, фаянса, старомодных
фарфоровых тарелок и мисок, чайных чашек, кофейников, чулок и мало ли чего
еще, так что ее товар, скопленный, вероятно, по частям, на маленьких
аукционах, составляет прямо-таки orbis pictus*. С неизменным выражением лица
она выслушивает, какие цены ей предлагают, не заботясь об исходе сделки,
столковывается с покупателем, протягивает из-под передника руку, но только
затем, чтобы получить деньги, а проданную вещь предоставляет покупателю
брать самому. Это - спокойная, основательная торговка, и она уже кое-чего
добьется. Месяц тому назад весь ее склад состоял примерно из полдюжины
тонких бумажных чулок и такого же количества стаканов. Торговля с каждым
разом идет у нее все лучше, а стула поудобнее она себе не приносит и
по-прежнему прячет руки под передником, - отсюда можно сделать вывод, что
она обладает спокойствием духа и удача не увлекает ее на путь гордости и
заносчивости. А презабавная мысль пришла мне вдруг в голову! Как раз в эту
минуту я представил себе совсем маленького, злорадного чертенка, который,
подобно своему собрату, что на рисунке Хогарта сидит под стулом монахини,