"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Необыкновенные страдания директора театра" - читать интересную книгу автора

человеческой природы и не сумел ее передать так, как Шекспир, поэтому его
характеры принадлежат всему миру и будут жить, пока существуют на свете
люди. Глашатаями истинного юмора, в котором заключено все комическое и все
трагическое, он сделал своих шутов. Да и все, пожалуй, его герои носят
печать той иронии, которая часто в напряженнейшие моменты выражает себя в
остроумных фантазиях, а с другой стороны, его комические характеры строятся
на трагической основе. Вспомните короля Иоанна, Лира, восхитительного
Мальволио{414}, чье шутовское дурачество есть порождение навязчивой идеи,
таящейся в его душе и странно смущающей его разум. О Фальстафе, высшем
образце великолепной иронии, содержательнейшего юмора, нечего и говорить.
Какой неодолимой, какой могучей властью над душой зрителя должен обладать
актер, проникнутый настоящим внутренним юмором и наделенный от бога даром
живо излучать этот юмор во внешний мир звуком, словом и жестом. Вы обладаете
фениксом, если ваш маленький Гаррик устроен действительно так, в чем я, как
во всех чудесах, которые, возможно, и в самом деле случались или случаются,
не по праву, может быть, сомневаюсь. Я лично, по крайней мере, последнее
время такого титана не видел.
Серый. Насчет моего маленького Гаррика у меня сейчас возникают
некоторые сомнения, и поэтому спешу вам напомнить о старом большом Гаррике,
он-то уж был таким полным истинного глубокого юмора актером, о каком вы
мечтаете.
Коричневый. Несмотря на талантливое описание игры Гаррика у
Лихтенберга, несмотря на забавный энтузиазм, с каким он говорит о складочке,
образовавшейся на черном, французского покроя парадном костюме под левым
плечом Гаррика, когда тот в роли Гамлета сражался с Лаэртом в могиле Офелии,
несмотря на анекдоты, рассказываемые о волшебстве Гаррика, я не могу,
представляя его как личность, составить себе ясное представление об его
трагической игре... Хогартовский арапчонок в "Дороге распутницы"{415},
испуганный падающим чайным столом, - это, как известно, Гаррик в роли
Отелло, и признаюсь, эта насмешка, может быть, сильно портит мне образ
Гаррика. Мне думается, что в гарриковском исполнении Отелло была какая-то
закавыка, а то бы Хогарту такое вообще не пришло в голову. Но как бы то ни
было, можно, кажется, с уверенностью сказать, что в глубоком юморе Гаррика
превосходил Фут{415}.
Серый. Каким маленьким кругом трагических и комических ролей был бы,
однако, ограничен юмористический актер, если бы он пренебрегал всем, что не
строится на истинном юморе. В конце концов его роли составили бы
шекспировскую галерею, а вы, полагаю, согласитесь со мной, что при нынешнем
прозябании нашего театра дело весьма сомнительное - выпускать на сцену
такого гиганта, чью поступь наши слабые подмостки едва ли выдержат.
Коричневый. Нужно только подпереть наши тонкие доски крепкими брусьями.
Но для такого строительства, хотя оно представляется все более необходимым,
нам не хватает сноровки, а главное - храбрости. Однако независимо от этого
круг ролей, о которых вы говорили, не так узок, как то можно подумать... Вы
упрекнули меня в том, что, оспаривая хваленую разносторонность иных актеров,
я слишком грубо выбрал примеры разнородных ролей. Позвольте же мне назвать
две роли, которые с виду прямо противоположны и все-таки могут быть сыграны
одним и тем же действительно гениальным актером с одинаковой силой и
достоверностью. Я имею в виду шекспировского Отелло и мольеровского Скупого.
Серый. Каково!.. Как согласовать это с принципами, изложенными вами