"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Крейслериана (II) (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

бездну беспросветного отчаяния. В этот миг хозяйская дочь внесла дымящийся
чай. Крейслер вскочил с места.
- Что это ты играл? - спросил Недовольный. - Признаться,
благопристойное Allegro Гайдна куда приятнее этой дикой какофонии.
- Все-таки это было неплохо, - вмешался Равнодушный.
- Но очень мрачно, слишком мрачно, - заговорил Веселый. - Нашу
сегодняшнюю встречу необходимо оживить чем-нибудь игривым и веселым.
Члены клуба постарались последовать совету Веселого, но жуткие аккорды
Крейслера, его ужасные слова все еще носились в воздухе, как далекое глухое
эхо, и поддерживали навеянное ими напряженное настроение. Недовольный
действительно был очень недоволен вечером, испорченным, как он выразился,
глупой импровизацией Крейслера, и ушел вместе с Рассудительным. За ними
последовал Веселый. Остались только Энтузиаст и Верный Друг (оба они, как
здесь ясно дается понять, представляют собою одно лицо). Скрестив руки,
Крейслер молча сидел на диване.
- Не понимаю, что с тобой сегодня, Крейслер, - сказал Верный Друг. - Ты
очень возбужден и, против обыкновения, без капли юмора.
- Ах, друг мой, - ответил Крейслер. - Мрачная туча нависла над моей
жизнью. Не думаешь ли ты, что бедной, невинной мелодии, не нашедшей себе на
земле никакого-никакого места, должно быть дозволено свободно, безмятежно
умчаться в небесное пространство? Я бы тотчас улетел в это окно на своем
китайском халате, как на плаще Мефистофеля.
- В виде безмятежной мелодии? - улыбаясь, перебил Верный Друг.
- Или, если хочешь, в виде basso ostinato{306}, - возразил Крейслер. -
Но каким-то образом я вот-вот должен исчезнуть.
И то, что он сказал, вскоре исполнилось.


4. СВЕДЕНИЯ ОБ ОДНОМ ОБРАЗОВАННОМ
МОЛОДОМ ЧЕЛОВЕКЕ{306}

Сердце умиляется, когда видишь, как широко распространяется у нас
культура! Даже среди классов, которым до сих пор было недоступно высшее
образование, появляются таланты и достигают пышного расцвета. В доме тайного
советника Р. я познакомился с одним молодым человеком, соединявшим в себе
выдающиеся способности с любезностью и добродушием. Когда я однажды случайно
упомянул при нем о постоянной моей переписке с моим другом Чарльзом Эвсоном
из Филадельфии, молодой человек с полным доверием передал мне незапечатанное
письмо к своей подруге с просьбой переслать его по адресу. Письмо отослано.
Но разве не должен был я, любезный юноша, переписать и сохранить его как
свидетельство твоей высокой мудрости, добродетели и подлинной любви к
искусству? Не могу утаить, что редкостный молодой человек по своему рождению
и изначальному занятию, собственно говоря, не что иное, как обезьяна,
выучившаяся говорить, читать, писать, музицировать и т.д. в доме тайного
советника. Короче говоря, этот юноша достиг такой высокой культуры,
благодаря своему знанию искусств и наук, а также приятному обращению
приобрел множество друзей и охотно был принят в просвещенном обществе. Ничто
не выдает его необычайного происхождения, за исключением нескольких мелочей:
например, на thes dansants*, танцуя английский галоп, он иногда делает
немного странные прыжки; слыша, как щелкают орехи, не может подавить