"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

ранил. Плотно прижимаясь к стене, я наконец с силой наступил на платье,
обвившееся вокруг моих лап, так удалось мне стащить эту бабу вниз. Тут я
хватил ее зубами за руку, она испустила ужасающий крик, и, сделав мощный
отважный прыжок, я отшвырнул ее далеко назад.
Я. Слава богу, спасен.
Берганца. О, послушай-ка дальше. В полном исступлении пронесся я мимо
госпиталя, за городские ворота, - прочь, прочь оттуда, без удержу, в ночной
мрак. Издали мне блеснул навстречу огонь, в три прыжка я очутился на
перекрестке. Посреди него под треножником, на котором стоял котел странной
формы, пылал огонь, замеченный мной еще издалека. У котла сидела,
выпрямившись, огромная жаба, испещренная безобразными яркими пятнами, и
помешивала в нем длинной ложкой, так что кипящее варево, пенясь, шипя и
брызгая, бежало через край, прямо в огонь, откуда вылетали кроваво-красные
искры и в гнусных сочетаниях падали на землю. Ящерицы с глупо смеющимися
человеческими лицами, зеркально гладкие черные хорьки, мыши с вороньими
головами, всевозможные мерзкие насекомые, - все вперемешку дико носились
вокруг, все более и более сужая круги, а большой черный кот со сверкающими
глазами жадно хватал то одного, то другого и, урча, поедал добычу. Я стоял
как околдованный, мороз подирал меня по коже, и я чувствовал, что шерсть моя
стала дыбом, как щетина. Жаба с ее неизменным и неустанным помешиванием в
котле, с ее харей, которая, неся в себе нечто человеческое, надо всем
человеческим издевалась, являла отвратительное зрелище. Но кот - вот на кого
я хотел налететь! Да ведь этот черный тип - из того мурлыкающего,
мяукающего, льстивого, игривого, лживого племени, подумал я, которое от
природы тебе претит? И я вмиг почувствовал в себе мужество побороть даже всю
эту чертовщину, коли она представляется в образе моего природного врага.
Прыгнуть, вонзить клыки - и всей этой нечистой силе конец! Я уже поджидал
благоприятный момент, когда кот достаточно приблизится ко мне, чтобы я мог
надежно и цепко его схватить, как вдруг вверху раздался пронзительный голос:
"Монтиель! Монтиель!"
Я. Ах, Берганца, я чую неладное. Но продолжай.
Берганца. Ты видишь, как рассказ выводит меня из равновесия: однако
картина той роковой ночи и ныне оживает во мне точно так же, как бывало
всегда, когда мое существование... Но я не хочу забегать вперед.
Я. Так рассказывай дальше.
Берганца. Друг мой! Слушать-то легко, а вот рассказчик потеет и едва
переводит дух, стараясь должным образом облечь в слова, в стройные периоды
все чудеса, все странные приключения, что запали ему в душу. Я чувствую себя
ужасно измотанным и ужасно тоскую по хорошо приготовленной жареной
сардельке, моему любимому кушанью; но поскольку тут ее не получить, то мне,
разумеется, придется без всякого подкрепления продолжать повесть о моих
приключениях.
Я. Я очень этого жду, хотя не могу побороть невольную дрожь. То, что ты
умеешь говорить, больше не кажется мне чем-то необыкновенным, только я все
время вглядываюсь в деревья, не высунется ли оттуда, смеясь, такая вот
противная ящерица с человечьим лицом.
Берганца. "Монтиель! Монтиель!" - раздалось надо мной. Вдруг я увидел,
что меня окружают семь высоченных тощих старух; семь раз мне казалось, что я
вижу распроклятую Каньисарес, и все же это была опять не она, так как
неуловимо менявшиеся черты этих сморщенных лиц с острыми ястребиными носами,