"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Церковь иезуитов в Г." - читать интересную книгу автора

итальянском стиле, который, основываясь на античных формах, отдает
предпочтение изяществу я роскоши перед суровой набожностью и религиозной
торжественностью. То же самое было и здесь: высокие и просторные залы,
полные света, отличались богатым архитектурным убранством, а развешанные
между колоннами ионического ордера картины с изображениями различных святых
составляли престранный контраст с росписью на суперпортах: то был сплошной
хоровод античных гениев, а кое-где попадались даже плоды и лакомые изделия
поварского искусства.
Вошел профессор, я напомнил ему о моем приятеле и тут же получил от
господина Вальтера любезное приглашение воспользоваться его гостеприимством
на время моей вынужденной остановки в Г. Профессор оказался совершенно
таким, каким его описывал мой приятель: остроумным собеседником, светски
воспитанным человеком; короче говоря, он был законченный образчик духовной
особы высокого сана; благодаря ученой образованности кругозор его не
ограничивался одним только молитвенником, он достаточно повидал свет, чтобы
разбираться в обычаях мирской жизни.
Очутившись в комнате профессора и увидав, что она тоже обставлена со
всей элегантностью нашего времени, я поневоле вспомнил о тех соображения,
которые мелькнули у меня в залах коллегии, и высказал их в нашей беседе.
- Вы правы, - ответил профессор. - Мы и впрямь изгнали из наших
строений эту угрюмую суровость, это странное величие всесокрушающего тирана,
от которого в готическом здании у нас замирает дух и стесненная грудь
начинает томиться таинственным ужасом; пожалуй, надо бы видеть заслугу в
том, что мы усвоили для своих построек бодрую жизнерадостность древних.
- Но разве в этой торжественности святыни, в этой величавой
устремленности к небесам, свойственных готическому храму, не выражается
истинно христианский дух, чья отрешенность от всего низменного и мирского
несовместима с земным чувственным началом, которым насквозь пронизана
античность? - возразил я профессору.
Он в ответ усмехнулся:
- Что поделаешь! Горний мир надобно постигать во время земной жизни.
Так отчего же нельзя воспользоваться для его постижения теми светлыми
символами, которые мы находим в жизни, ибо они ниспосланы нам свыше и служат
в нашей земной обители вместилищем божественного духа! Отчизна наша,
конечно, на небесах, но покуда человек здесь обретается, он не чужд и
бренному миру.
"Спору нет, - подумал я про себя. - О вашей братии никак не скажешь,
будто вы не от мира сего, это уж вы доказали всеми своими делами". Однако об
этой мысли я не обмолвился профессору Вальтеру, и он продолжал свою речь:
- Все, что вы говорите о роскоши наших здешних строений, можно,
по-моему, отнести только к приятности формы. Ведь мрамор в наших краях -
вещь недоступная, выдающиеся художники не станут у нас работать, так что
хочешь - не хочешь, а приходится в полном соответствии с новейшими веяниями
обходиться суррогатами. Полированный гипс и то уж для нас великое
достижение, мраморы наши по большей части - создание живописца; откуда они
берутся, можно как раз сейчас наблюдать в нашей церкви: щедрость наших
покровителей позволила нам подновить ее убранство.
Я выразил желание посмотреть церковь, и профессор повел меня вниз.
Вступив в галерею из коринфских колонн, которыми с двух сторон главный неф
церкви отделялся от боковых приделов, я на себе испытал впечатление как бы