"Э.Т.А.Гофман. Ночные истории (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

увидеть во сне безобразного Копполу, я появлюсь и отгоню его от тебя громким
смехом. Я нисколько не боюсь ни его самого, ни его противных кулаков, и он
не посмеет отнять у меня лакомство, принявши вид адвоката, и не лишит меня
глаз как песочный человек.
Твоя навечно, любимый мой Натанаэль, и т.д. и т.д.

Натанаэль Лотару

Мне очень неприятно, что Клара распечатала и прочла мое последнее
послание к тебе, попавшее к ней по ошибке, вследствие моей рассеянности. Она
написала мне очень глубокомысленное философское письмо, в котором
доказывает, что Коппелиус и Коппола существуют только в моем воображении и
суть призраки моего "я", которые мгновенно улетучатся, как только я признаю
их таковыми. Право, кто бы мог подумать, что дух, сияющий, как прелестный,
сладостный сон в этих светлых, дивно смеющихся, детских глазах, может так
разумно и тонко рассуждать. Она ссылается на тебя. Вы говорили обо мне. Ты,
верно, читал ей лекции по логике, чтобы она научилась так искусно все
просеивать и различать. Оставь это! Не подлежит сомнению, что продавец
барометров Джузеппе Коппола - вовсе не адвокат Коппелиус. Я слушаю лекции
недавно приехавшего профессора физики, который, как и знаменитый
естествоиспытатель, носит фамилию Спаланцани и тоже итальянского
происхождения. Он знает Копполу уже много лет, и, кроме того, уже по одному
выговору Копполы можно заключить, что он пьемонтец. Коппелиус был немец, но,
как мне кажется, не настоящий. Я еще не вполне успокоился. Считайте меня -
ты и Клара - мрачным мечтателем, но я все же не могу отделаться от
впечатления, которое произвело на меня проклятое лицо Коппелиуса. Я рад, что
он уехал из города, как сказал мне Спаланцани. Кстати, этот профессор -
преудивительный чудак. Это маленький, кругленький человечек с выдающимися
скулами, тонким носом, вывернутыми губами и узкими, пронзительными глазами.
Но лучше всяких описаний будет, если ты взглянешь на портрет Калиостро, как
изображен он Ходовецким в берлинском карманном календаре. Спаланцани имеет
именно такой вид. Недавно я подымался к нему по лестнице и заметил, что у
занавески, обыкновенно плотно задернутой за стеклянной дверью, есть сбоку
небольшая щелка. Я не знаю, как это вышло, что я с любопытством туда
заглянул. В комнате у небольшого столика, положив на него руки с
переплетенными пальцами, сидела высокая, очень стройная, физически развитая
с величайшей соразмерностью, женщина в роскошном платье. Она сидела против
двери, так что я мог хорошо разглядеть ее ангельской красоты лицо.
По-видимому, она меня не заметила, и вообще ее глаза были странно
неподвижны, я мог бы сказать, что им недостало зрительной силы, словно она
спала с открытыми глазами. Мне стало как-то не по себе, и я тихо
проскользнул в аудиторию, располагавшуюся рядом. Я узнал потом, что это была
дочь Спаланцани Олимпия, которую он почему-то держит взаперти, так что ни
один мужчина не смеет к ней приблизиться. Вероятно, здесь что-то кроется:
либо она слабоумна, либо что-нибудь еще. Но к чему я пишу тебе обо всем
этом? Гораздо лучше и выразительнее я мог бы все это тебе рассказать. Знай
же, что через две недели я буду с вами. Я должен снова увидеть моего
нежного, дорогого ангела Клару. Тогда пройдет то дурное настроение, которое
(я должен признаться) чуть было не овладело мною после ее злосчастного
благоразумного письма. Поэтому я сегодня ничего ей не пишу.