"Амадей Гофман. Пустой дом (новеллы "Ночные этюды")" - читать интересную книгу автора

нелюдим-управитель и дряхлая собака, которая иногда воет на заднем дворе.
Говорят, что в пустом строении вовсю проказничают духи, и в самом деле, мой
брат, владелец кондитерской, и я не раз слышали по ночам, когда все стихает,
и особенно в канун Рождества, когда мы дольше обычного задерживаемся здесь,
странные жалобные стоны, явно доносящиеся из-за стены соседнего дома. После
этого поднимался такой ужасный шум и царапанье, что обоих нас мороз по коже
продирал. Еще недавно ночью так там распевали, что и описать не могу. Мы
ясно различили голос старой женщины, но звуки были так звонки и чисты,
рассыпались такими мелодичными трелями на таких высоких нотах, что я такого
никогда не слыхивал, а ведь я бывал в Италии и Франции, да и у нас, в
Германии, слышал многих отличных певцов. Мне казалось, что поют на
французском языке; слов, однако, я разобрать не мог, да и вообще не имел
охоты слушать чертовскую музыку, потому что волосы у меня от нее становились
дыбом. Иногда также, когда шум на улице утихнет, мы слышим глубокие вздохи,
как будто бы у нас в задней комнате, потом глухой дребезжащий смех, как из
какого-нибудь подземелья; но, приложив ухо к стене, ясно различаем, что все
эти звуки доносятся из соседнего дома.
Прошу вас, - он повел меня в заднюю комнату и показал на окно, - прошу
вас обратить внимание на железную трубу, выходящую из стены: из нее
временами, иногда даже летом, когда совсем нет надобности топить, валит
такой густой дым, что брат мой, опасаясь пожара, несколько раз уже бранился
со старым управителем, который утверждает, что варит себе еду; Бог знает,
однако же, что он ест, потому что именно в то время, когда эта труба дымит,
оттуда тянет каким-то необычным запахом.
Стеклянная входная дверь заскрипела, кондитер поспешил навстречу
посетителю и, кланяясь вошедшему, сделал мне выразительный знак глазами.
Я сразу его понял. Кем еще могла быть эта странная фигура, как не
управителем таинственного дома? Представьте себе невысокого, сухощавого
человека с лицом цвета мумии, острым носом, плотно сжатыми узкими губами с
застывшей на них полубезумной улыбкой, с блестящими зелеными, как у кошки,
глазами, с напудренными, завитыми в маленькие букли и украшенными высоким
старомодным тупеем, забранными в пучок волосами, в коричневом, полинявшем от
времени, но довольно еще крепком и хорошо вычищенном платье, в серых чулках
и больших тупоносых башмаках с пряжками. При этом сия сухощавая фигура
отличалась крепким сложением, особенно приковывали к себе внимание руки с
необыкновенно длинными пальцами. Он твердым шагом подошел к прилавку и, все
так же беспрестанно усмехаясь и устремив взор на хрустальные вазы с
конфетами, произнес неожиданно жалобным голосом:
- Прошу дать мне два засахаренных апельсина, два миндальных печенья,
два каштана в сахаре и проч.
Представьте себе все это и судите сами, были ли у меня причины ожидать
чего-то необыкновенного? Кондитер выложил все, что требовал старик.
- Взвесьте, взвесьте, почтеннейший сосед! - простонал этот необычный
человечек, вынул из кармана, кряхтя и вздыхая, небольшой кожаный кошелек и
стал медленно отсчитывать деньги. Я заметил, что монеты, которые он клал на
прилавок, были по большей части очень старинные или даже уже вышедшие из
обращения. Все это он проделывал с весьма печальным видом, приговаривая при
этом:
Надобно, чтобы конфеты были как можно слаще, как можно слаще; сатана
потчует супругу свою медом, чистым медом!