"Николай Васильевич Гоголь. Ранние статьи (1831-1833)" - читать интересную книгу автора

всего себя?.. Какими бы, казалось, драгоценностями не искупил этого блага?
"Возьмите, возьмите от меня всё, - воскликнул бы тогда с подъятыми руками к
небесам, - и ниспошлите мне это понимающее меня существо! Всемогущий! зачем
дал ты мне неполную душу? или пополни ее, или возьми к себе и остальную
половину".
О, как велик сей царственный страдалец! Столько блага, столько пользы,
столько счастия миру - и никто не понимал его... Над головой его гремит
определение... Минувшая жизнь, будто на печальный звон колокола, вся
совокупляется вокруг него! Умершее живет!.. И дивные картины твои блещут и
раздаются всё необъятнее, всё необъятнее... всё необъятнее... И в груди моей
снова муки!.. Ответные струны души гремят... Звон серебряного неба с его
светлыми херувимами стремится по жилам... О, дайте же, дайте мне еще, еще
этих мук, и я выльюсь ими весь в лоно творца, не оставя презренному телу ни
одной их божественной капли...
Великий! над сим вечным творением твоим клянусь!.. Еще я чист, еще ни
одно презренное чувство корысти, раболепства и мелкого самолюбия не
заронялось в мою душу. Если мертвящий холод бездушного света исхитит
святотатственно из души моей хотя часть ее достояния; если кремень обхватит
тихо горящее сердце; если презренная, ничтожная лень окует меня; если дивные
мгновения души понесу на торжище народных хвал; если опозорю в себе тобой
исторгнутые звуки... О! тогда пусть обольется оно немолчным ядом, вопьется
миллионами жал в невидимого меня, неугасимым пламенем упреков обовьет душу и
раздастся по мне тем пронзительным воплем, от которого бы изныли все суставы
и сама бы бессмертная душа застонала, возвратившись безответным эхом в свою
пустыню... Но нет! оно как творец, как благость! Ему ли пламенеть казнью?
Оно обнимет снова морем светлых лучей и звуков душу и слезою примирения
задрожит на отуманенных глазах обратившегося преступника!..
<1831>

О ПОЭЗИИ КОЗЛОВА

Светлый, полный - раздольное море жизни - мир древних греков не властен
был дать направление поэзии Козлова. Когда весь блеск, все разнообразие
постоянно светлой, в бесчисленных формах проявляющейся жизни природы слились
для него в одну ужасную единицу [3] - в мрак, - могла ли душа жить прежними
ясными явленьями? Как будто в исступлении, как будто подавляемая горестью, с
порывом, с немолчною жаждою - торжествовать, возвыситься над собственным
несчастием, она искала другой встречи и в изумлении остановилась пред
Байроном, так чудно обхватившим гигантскою мрачною душою всю жизнь мира и
так дерзостно посмеявшимся над нею, может быть, от бессилия передать ее
индивидуальную светлость и величие. Душе нашего поэта желалось обвиться
около этой гордо-одинокой души, исполински замышлявшей заключить в себе в
замену отвергнутого собственный, ею же созданный, нестройный и чудный мир и,
обвившись около нее, горько улыбнуться уже несуществующей для нее прежней
Илиаде жизни. Кроткое христианское величие веры, так доступное человеку в то
страшное мгновение перерождения его, - проникло и облекло чистым сиянием
своим все полученное им в сообществе с душою этого исполина, с которым
меряться не имел он достаточных сил, и сообщило ему индивидуальность, без
которой он был бы только бессильным подражателем. Но даже и в тихом порыве
религиозной души своей, когда благословляет он тяжкий крест несчастий,