"Николай Васильевич Гоголь. Статьи из сборника "Арабески" (1835)" - читать интересную книгу автора

к истине. По крайней мере, глубоко понимающий величие истории увидит, что он
не произведение мгновенной фантазии, но плод долгих соображений и опыта; что
ни один эпитет, ни одно слово не брошено здесь для красоты и мишурного
блеска, но их породило долговременное чтение летописей мира; что составить
эскиз общий, полный истории всего человечества, хотя даже столь краткий, как
здесь, можно не иначе, как когда узнаешь и постигнешь самые тонкие и
запутанные нити истории, и что одна любовь к науке, составляющей для меня
наслаждение, понудила меня объявить мои мысли; что цель моя - образовать
сердца юных слушателей той основательной опытностью, которую развертывает
история, понимаемая в ее истинном величии; сделать их твердыми,
мужественными в своих правилах, чтобы никакой легкомысленный фанатик и
никакое минутное волнение не могло поколебать их; сделать их кроткими,
покорными, благородными, необходимыми и нужными сподвижниками великого
государя, чтобы ни в счастии, ни в несчастии не изменили они своему долгу,
своей вере, своей благородной чести и своей клятве - быть верными отечеству
и государю.


1832

ВЗГЛЯД НА СОСТАВЛЕНИЕ МАЛОРОССИИ*
______________
* Эскиз этот составлял введение к Истории Малороссии; но так как вся первая
часть Истории Малороссии переделана вовсе, то он остался заштатным и
помещается здесь как совершенно отдельная статья. (Прим. Н. В. Гоголя.)


I. Какое ужасно-ничтожное время представляет для России XIII век! Сотни
мелких государств, единоверных, одноплеменных, одноязычных, означенных одним
общим характером и которых, казалось, против воли соединяло родство, - эти
мелкие государства так были между собою разъединены, как редко случается с
разнохарактерными народами. Они были разъединены не ненавистью - сильные
страсти не досягали сюда, - не постоянною политикою - следствием
непреклонного ума и познания жизни: это был хаос браней за временное, за
минутное - браней разрушительных, потому что они мало-помалу извели народный
характер, едва начинавший принимать отличительную физиогномию при сильных
норманских князьях. Религия, которая более всего связывает и образует
народы, мало на них действовала. Религия не срослась тогда тесно с законами,
с жизнью. Монахи, настоятели, даже митрополиты были схимники, удалившиеся в
свои кельи и закрывшие глаза для мира; молившиеся за всех, но не знавшие,
как схватить с помощью своего сильного оружия, веры, власть над народом и
возжечь этой верой пламень и ревность до энтузиазма, который один властен
соединить младенчествующие народы и настроить их к великому. Здесь была
совершенная противоположность Западу, где самодержавный папа, как будто
невидимою паутиною, опутал всю Европу своею религиозною властью, где его
могущественное слово прекращало брань или возжигало ее, где угроза страшного
проклятия обуздывала страсти и полудикие народы. Здесь монастыри были
убежищем тех людей, которые кротостью и незлобием составляли исключение из
общего характера и века. Изредка пастыри, из пещер и монастырей, увещали
удельных князей; но их увещания были напрасны: князья умели только поститься