"Николай Васильевич Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки, ч.II (Предисловие, Ноч" - читать интересную книгу автора

довольно явственно.
- Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? - говорил кузнец,
- не хочу думать о ней; а все думается, и, как нарочно, о ней одной только.
Отчего это так, что дума против воли лезет в голову? Кой черт, мешки стали
как будто тяжелее прежнего! Тут, верно, положено еще что-нибудь, кроме
угля. Дурень я! и позабыл, что теперь мне все кажется тяжелее. Прежде,
бывало, я мог согнуть и разогнуть в одной руке медный пятак и лошадиную
подкову; а теперь мешков с углем не подыму. Скоро буду от ветра валиться.
Нет, - вскричал он, помолчав и ободрившись, - что я за баба! Не дам никому
смеяться над собою! Хоть десять таких мешков, все подыму. - И бодро взвалил
себе на плеча мешки, которых не понесли бы два дюжих человека. - Взять и
этот, - продолжал он, подымая маленький, на дне которого лежал,
свернувшись, черт. - Тут, кажется, я положил струмент свой. - Сказав это,
он вышел вон из хаты, насвистывая песню:

Менi с жiнкой не возиться.

Шумнее и шумнее раздавались по улицам песни и крики. Толпы толкавшегося
народа были увеличены еще пришедшими из соседних деревень. Парубки шалили и
бесились вволю. Часто между колядками слышалась какая-нибудь веселая песня,
которую тут же успел сложить кто-нибудь из молодых козаков. То вдруг один
из толпы вместо колядки отпускал щедровку и ревел во все горло:

Щедрик, ведрик!
Дайте вареник,
Грудочку кашки,
Кiльце ковбаски!

Хохот награждал затейника. Маленькие окна подымались, и сухощавая рука
старухи, которые одни только вместе с степенными отцами оставались в избах,
высовывалась из окошка с колбасою в руках или куском пирога. Парубки и
девушки наперерыв подставляли мешки и ловили свою добычу. В одном месте
парубки, зашедши со всех сторон, окружали толпу девушек: шум, крик, один
бросал комом снега, другой вырывал мешок со всякой всячиной. В другом месте
девушки ловили парубка, подставляли ему ногу, и он летел вместе с мешком
стремглав на землю. Казалось, всю ночь напролет готовы были провеселиться.
И ночь, как нарочно, так роскошно теплилась! и еще белее казался свет
месяца от блеска снега. Кузнец остановился с своими мешками. Ему почудился
в толпе девушек голос и тоненький смех Оксаны. Все жилки в нем вздрогнули;
бросивши на землю мешки так, что находившийся на дне дьяк заохал от ушибу и
голова икнул во все горло, побрел он с маленьким мешком на плечах вместе с
толпою парубков, шедших следом за девичьей толпою, между которою ему
послышался голос Оксаны.
Так, это она! стоит, как царица, и блестит черными очами! Ей рассказывает
что-то видный парубок; верно, забавное, потому что она смеется. Но она
всегда смеется. Как будто невольно, сам не понимая как, протерся кузнец
сквозь толпу и стад около нее.
- А, Вакула, ты тут! здравствуй! - сказала красавица с той же самой
усмешкой, которая чуть не сводила Вакулу с ума. - Ну, много наколядовал? Э,
какой маленький мешок! А черевики, которые носит царица, достал? достань