"Николай Васильевич Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки, ч.II (Предисловие, Ноч" - читать интересную книгу автора

вычурным языком, которого много остряков и из московского народу не могло
понять, уже давно нет. После того, как рассорился со всеми, он и не
заглядывал к нам. Да, я вам не рассказывал этого случая? Послушайте, тут
прекомедия была! Прошлый год, так как-то около лета, да чуть ли не на самый
день моего патрона, приехали ко мне в гости (нужно вам сказать, любезные
читатели, что земляки мои, дай бог им здоровья, не забывают старика. Уже
есть пятидесятый год, как я зачал помнить свои именины. Который же точно
мне год, этого ни я, ни старуха моя вам не скажем. Должно быть, близ
семидесяти. Диканьский-то поп, отец Харлампий, знал, когда я родился; да
жаль, что уже пятьдесят лет, как его нет на свете). Вот приехали ко мне
гости: Захар Кирилович Чухопупенко, Степан Иванович Курочка, Тарас Иванович
Смачненький, заседатель Харлампий Кирилович Хлоста; приехал еще... вот
позабыл, право, имя и фамилию...
Осип... Осип... Боже мой, его знает весь Миргород! он еще когда говорит,
то всегда щелкнет наперед пальцем и подопрется в боки... Ну, бог с ним! в
другое время вспомню. Приехал и знакомый вам панич из Полтавы. Фомы
Григорьевича я не считаю: то уже свой человек. Разговорились все (опять
нужно вам заметить, что у нас никогда о пустяках не бывает разговора. Я
всегда люблю приличные разговоры: чтобы, как говорят, вместе и услаждение и
назидательность была), разговорились об том, как нужно солить яблоки.
Старуха моя начала было говорить, что нужно наперед хорошенько вымыть
яблоки, потом намочить в квасу, а потом уже... Ничего из этого не будет! -
подхватил полтавец, заложивши руку в гороховый кафтан свой и прошедши
важным шагом по комнате, - ничего не будет! Прежде всего нужно пересыпать
канупером, а потом уже... Ну, я на вас ссылаюсь, любезные читатели, скажите
по совести, слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы яблоки пересыпали канупером?
Правда, кладут смородинный лист, нечу'й-ветер, трилистник; но чтобы клали
канупер... нет, я не слыхивал об этом. Уже, кажется, лучше моей старухи
никто не знает про эти дела. Ну, говорите же вы! Нарочно, как доброго
человека, отвел я его потихоньку в сторону: Слушай, Макар Назарович, эй, не
смеши народ! Ты человек немаловажный: сам, как говоришь, обедал раз с
губернатором за одним столом. Ну, скажешь что-нибудь подобное там, ведь
тебя же осмеют все! Что ж бы, вы думали, он сказал на это? Ничего! плюнул
на пол, взял шапку и вышел. Хоть бы простился с кем, хоть бы кивнул кому
головою; только слышали мы, как подъехала к воротам тележка с звонком; сел
и уехал. И лучше! Не нужно нам таких гостей! Я вам скажу, любезные
читатели, что хуже нет ничего на свете, как эта знать. Что его дядя был
когда-то комиссаром, так и нос несет вверх. Да будто комиссар такой уже
чин, что выше нет его на свете? Слава богу, есть и больше комиссара. Нет,
не люблю я этой знати. Вот вам в пример Фома Григорьевич; кажется, и не
знатный человек, а посмотреть на него: в лице какая-то важность сияет, даже
когда станет нюхать обыкновенный табак, и тогда чувствуешь невольное
почтение. В церкви когда запоет на крылосе - умиление неизобразимое!
растаял бы, казалось, весь!.. А тот... ну, бог с ним! он думает, что без
его сказок и обойтиться нельзя. Вот все же таки набралась книжка.
Я, помнится, обещал вам, что в этой книжке будет и моя сказка. И точно,
хотел было это сделать, но увидел, что для сказки моей нужно, по крайней
мере, три таких книжки. Думал было особо напечатать ее, но передумал. Ведь
я знаю вас: станете смеяться над стариком. Нет, не хочу! Прощайте! Долго, а
может быть, совсем, не увидимся. Да что? ведь вам все равно, хоть бы и не