"Николай Васильевич Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки, ч.II (Предисловие, Ноч" - читать интересную книгу автора

- Куда? - произнес печальный черт.
- В Петембург, прямо к царице!
И кузнец обомлел от страха, чувствуя себя подымающимся на воздух.


Долго стояла Оксана, раздумывая о странных речах кузнеца. Уже внутри ее
что-то говорило, что она слишком жестоко поступила с ним. Что, если он в
самом деле решится на что-нибудь страшное? Чего доброго! может быть, он с
горя вздумает влюбиться в другую и с досады станет называть ее первою
красавицею на селе? Но нет, он меня любит. Я так хороша! Он меня ни за что
не променяет; он шалит, прикидывается. Не пройдет минут десять, как он,
верно, придет поглядеть на меня. Я в самом деле сурова. Нужно ему дать, как
будто нехотя, поцеловать себя. То-то он обрадуется! И ветреная красавица
уже шутила со своими подругами.
- Постойте, - сказала одна из них, - кузнец позабыл мешки свои; смотрите,
какие страшные мешки! Он не по-нашему наколядовал: я думаю, сюда по целой
четверти барана кидали; а колбасам и хлебам, верно, счету нет! Роскошь!
целые праздники можно объедаться.
- Это кузнецовы мешки? - подхватила Оксана. - Утащим скорее их ко мне в
хату и разглядим хорошенько, что он сюда наклал.
Все со смехом одобрили такое предложение.
- Но мы не поднимем их! - закричала вся толпа вдруг, силясь сдвинуть
мешки.
- Постойте, - сказала Оксана, - побежим скорее за санками и отвезем на
санках!
И толпа побежала за санками.
Пленникам сильно прискучило сидеть в мешках, несмотря на то что дьяк
проткнул для себя пальцем порядочную дыру. Если бы еще не было народу, то,
может быть, он нашел бы средство вылезть; но вылезть из мешка при всех,
показать себя на смех... это удерживало его, и он решился ждать, слегка
только покряхтывая под невежливыми сапогами Чуба. Чуб сам не менее желал
свободы, чувствуя, что под ним лежит что-то такое, на котором сидеть страх
было неловко. Но как скоро услышал решение своей дочери, то успокоился и не
хотел уже вылезть, рассуждая, что к хате своей нужно пройти, по крайней
мере, шагов с сотню, а может быть, и другую. Вылезши же, нужно оправиться,
застегнуть кожух, подвязать пояс - сколько работы! да и капелюхи остались у
Солохи. Пусть же лучше девчата довезут на санках. Но случилось совсем не
так, как ожидал Чуб. В то время, когда дивчата побежали за санками,
худощавый кум выходил из шинка расстроенный и не в духе. Шинкарка никаким
образом не решалась ему верить в долг; он хотел было дожидаться, авось-либо
придет какой-нибудь набожный дворянин и попотчует его; но, как нарочно, все
дворяне оставались дома и, как честные христиане, ели кутью посреди своих
домашних. Размышляя о развращении нравов и о деревянном сердце жидовки,
продающей вино, кум набрел на мешки и остановился в изумлении.
- Вишь, какие мешки кто-то бросил на дороге! - сказал он, осматриваясь по
сторонам, - должно быть, тут и свинина есть. Полезло же кому-то счастие
наколядовать столько всякой всячины! Экие страшные мешки! Положим, что они
набиты гречаниками да коржами, и то добре. Хотя бы были тут одни паляницы,
и то в шмак: жидовка за каждую паляницу дает осьмуху водки. Утащить скорее,
чтобы кто ни увидел. - Тут взвалил он себе на плеча мешок с Чубом и дьяком,