"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

поздно тайное станет явным.
Он и в молодости был разговорчив, даже велеречив. Много знал и всегда
охотно делился с приятелями новостями. Не видел в их жадном накопительстве
никакого смысла. Возможно, куда острее своих коллег по команде ощущал
недостаточность, односторонность самоутверждения лишь в поединках на льду.
Физическое самоутверждение в нелегких хоккейных баталиях, которое наполняло
иных чувством величайшего, порой губительного самомнения, его болезненно не
удовлетворяло. Ему хотелось утвердить себя и в том, что менее спорту
свойственно, - утвердиться интеллектуально.
Тренерская работа лишь усилила эту жажду, а язык на многие годы стал
его едва ли не главным рабочим инструментом, которым он, подобно скульптору,
пытался ваять зыбкую монументальность идеальной хоккейной команды.
Язык же, по той известной пословице, был и его врагом. Соперники Рябова
всегда располагали одним преимуществом- могли отмолчаться. Рябов же любил
рассуждать сам и втягивал в рассуждения других. С презрением относился к
молчунам. Слишком много развелось их в последние годы. С одной стороны,
крикуны, горлодеры, с другой - молчуны. Поговорку "Молчание- золото" сделали
своим жизненным кредо: не скажешь глупости - сойдешь за мудреца! И так мало
тех, кто может и не боится говорить по делу!
В постоянных жизненных конфликтах, в том бесконечном борении, которым
наполнен мир спорта, молчание и вовсе удобно. Особенно для ничтожеств и
жучков. Рябов постоянно твердил - не молчуны движут историю, не те, кто сам
себе на уме. Лишь собственным горением, лишь столкновением мнений можно
раздуть всеохватывающее пламя заинтересованности.
И он говорил. На пресс-конференциях, на коллегиях, в радиоинтервью, на
беседах в высоких кабинетах, за столом у друзей, на собраниях в команде, на
торжественных приемах. Говорил вещи, приятные далеко не всем. И, как считала
Галина, бессмысленно плодил себе врагов. Слушая ее предостережения, он
сначала злился, кричал на жену, потом лишь насмешливо молчал.
К счастью, и она поняла, что, как бы ни сложились с кем-то отношения,
как ни осложнилась их жизнь, подругому не будет. С таким характером мужа
нечего ждать тихой жизни. И она смирилась. Смирились многие, но далеко не
все. Кому-то он мешал жить спокойно, кому-то его острое слово кололо глаз,
кто-то слишком самолюбиво воспринимал иную точку зрения, шедшую вразрез с
собственной.
Язык мой - враг мой!
Рябов не думал так. Будучи добрым и общительным с людьми, которых
любил, он страстно хотел, чтобы и его любили. Причем любили все. А этого в
жизни не бывает - чтобы любили все. Да наверно, это и не нужно. Рябов
прекрасно понимал умом, но столь страстное и нереальное желание всеобщей
любви шло, скорее, от его всеохватного максимализма. Все любят только
никчемных людей. И то не все.
Рябов мучительно переживал такую нелюбовь. И снова своими поступками и
словом множил число людей, которые его недолюбливали, а то и вовсе не
терпели. Но он делал свое дело профессионально. Многие, кому не нравился его
сварливый, беспокойный характер, терпели, отдавая должное деловым качествам.
А может быть, говоря себе - придет время...
Так что же? Время пришло?
После сытного обеда - Галина сегодня превзошла себя, даже сын,
относившийся к еде, в отличие от отца, сдержанно, похвалил кулинарное