"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

злую реплику, но с Улыбиным у него были свои счеты.
Шутки сразу завяли. А Рябов ехал, глядя в окно на улицы, но ничего не
видел. Он думал о внезапной встрече на пороге магазина. Еще утром, когда
поезд подходил к Риге, у него и в мыслях не было гульнуть. Наоборот, он
решил как можно раньше лечь спать и завтра заставить Улыбина поработать
вместе с ним на такой скорости и с такой отдачей, что экзамен на аттестат
зрелости показался бы троечнику веселой игрой.
Алексей в последнее время позволял себе слишком многое. На тренерских
разборах критиковали их звено, то есть и его, Рябова. Это было
несправедливо. Особенно сейчас, в конце спортивной карьеры, когда
поддержание формы в каждой игре дается с особым, болезненным трудом.
У Рябова действительно произошел с Улыбиным резкий разговор, смысл
которого: мне надоело за тебя работать, или играешь, или мы расстаемся...
Неприятный разговор, но Рябов, зная Улыбина, мало верил, что его можно
пронять словами. Завтра в этой ожидаемой легкой игре, когда можно позволить
себе и нечто отличное от тренерских установок, он и хотел ухватить Улыбина
за ушко...
Остроту конфликта с Улыбиным, даже несомненность завтрашнего своего
триумфа над Алексеем Рябов воспринимал сейчас не столь остро, как еще
несколько часов назад. Полноватое лицо Любы с большими мягкими глазами,
вопрошающе смотрящими на мир: "И мы живы?!" - стояло перед ним.
"Ей двадцать три или четыре...- прикидывал Рябов. Он уже сам был в тех
летах, когда год в возрасте женщины значил столь много. Потом, прожив
подольше, будет смотреть иначе - округлять до сорока, до пятидесяти...- Я
даже не успел расспросить, кто она, что делает. А ведь и она ни о чем меня
не спрашивала! О чем же мы говорили так долго?"
Никак не мог вспомнить. В памяти вертелись обрывки ничего не значащих
фраз, но сама суть разговора не восстанавливалась. И он решил, что это
совершенно неважно. Главное - осталось ощущение, что они давние, хорошие
знакомые.
Тренировались на едва подмерзшей площадке. Дневное тепло, казалось,
только что ушло, но лед успели привести в приличное состояние: он был
немного мягок, но накатист.
Рябов оттренировался в охотку, забыв за работой на льду и Любу, и то,
что после затянувшейся тренировки почти не остается времени до свидания.
В душевой попросил Колюню, левого края, взять его баул. Колюня - так,
во всяком случае, Рябову показалось - не острил по адресу любовной шустрости
Рябова, хотя Борис знал, что остряки - сами большие ходоки по женской части.
Такси схватил сразу и ровно в семь ноль-ноль выскочил на подмерзшем
асфальте у Любиного подъезда. Именно в эту минуту она вышла из-за двери,
словно полдня караулила в засаде, с двумя чемоданами в руках. С удивлением
посмотрела на него. Рябов игриво сказал:
- А вот и я!
На мгновение Рябову даже показалось, что она его не узнала. Он
испугался, представив себе, что через всю процедуру случайного знакомства
придется проходить еще раз. Но Люба молча подала ему один чемодан, разделив
груз честно и поровну. Он отобрал и второй. Таксист спросил:
- Машина-то нужна?
- Конечно! Видишь, сколько багажа!
- Прачечная всего два квартала...- робко вставила Люба.