"Игорь Голубев. Автобаза" - читать интересную книгу автора

поучительна...
С окончательным развалом социалистического способа хозяйствования,
закрытием лесопилки, щебеночного карьера и куриной фермы жителям не оставалось
более ничего, как положить зубы на полку и тихо дожидаться голодной смерти, ибо
только старушки еще сохранили навыки возделывания огородов, с них кормились и
приторговывали на обочинах. Весь цветной металл ободрали, свезли в район даже
аллюминиевую посуду и старые аккумуляторы.
Сейчас трудно сказать, кому первому пришла в голову мысль начать чистить
проезжих. Возможно, кто-то остановился в окрестностях из-за поломки, призвал на
помощь местного жителя, а потом расплатился за услуги товаром из кузова, но
факт остается фактом - товар пришелся по вкусу. Однако рассчитывать, что в
ближайшем будущем такие аварии станут постоянным источником дохода, не
приходилось.
Счастливчик поделился своими соображениями с друганами, и скоро в кровавый
бизнес включилось почти все взрослое население. Были изготовлены кустарные
металлические ежи, для остановки машин снаряжали на обочину женщин с детьми или
подкладывали бабам под фуфайки подушки - для имитации беременности. А в
праздники отдыхали, замаливали грехи и стыдливо отчисляли местному батюшке
десятину.
Нанятые водилы и бойцы повязали в два дня больше половины трудоспособного
населения, состоялся процесс, виновных распихали по российским исправительным
учреждением ГУИНа. Село замерло в скорби по близким. Затаилось.
Между тем голод, как известно, не тетка, а высвободившееся от разбоев
время требовало употребления. И помог случай. Однажды около горестно бредущей
по обочине женщины остановился водитель-новичок. Ему требовался отдых, ночлег и
определенного рода услуги. И Настя, месяц назад снарядившая тощую посылку на
зону, повела его к себе. Была истоплена печь, закуплены продукты, накормлен
ребенок. Утром водила отчалил, оставив Насте аж сто рублей деревянных.
Первый опыт не остался незамеченным. Да и как? Село. Все на виду. Топят ли
баню, колют ли дрова, выходят ли расфуфыренными на обочину. И село со стыдом,
душевным скрипом (а кто по лихости и внутренней предрасположенности)
переквалифицировалось. Былое забылось. Страсти на трассе угасли, и само
название местечка в разговорах водителей теперь вызывало улыбку, довольство и
хамскую уверенность.
О будущем возвращении преступных мужей и последствиях никто не думал.
- Притормози, - попросил Димон, и Климов выполнил маневр.
Вдоль обочины, метров за триста от первых домов, на небольшом расстоянии
друг от друга стояли женщины всех возрастов и внешностей. Но одно их
объединяло: бесшабашность, рожденная бесстыдством, и выросший из безысходности
по-фигизм.
Перед каждой стоял ящичек или табуретка с миской магазинных огурцов,
картохи, разовых зажигалок или садовых цветов. Но все это было для отвода глаз,
для участкового, для создания образа чистоты и порядочности. Никто всерьез не
собирался торговать продуктами. Здесь торговали телом. Одеты были бабы в лучшее
- из того, что раньше надевалось на праздники, дни рождения и свадьбы, в
присланное родственниками, которым сытнее жилось в городах. Да и неважно,
откуда это бралось. Понятно, что не Париж, не Амстердам я не Берлин... Однако
же и клиент не коммерсант.
- Насть, - позвал из машины Генок, - опять здесь? Ты же обещала...
- Привез? - вместо ответа спросила зачинщица.