"Эбрахим Голестан. Падение" - читать интересную книгу автора

- Сегодня кончим, - сказал первый.
- Наверно, - ответил второй и поднялся на лестницу. Сверху ему была
видна половина бассейна.
Дно в бассейне было темным от присохшей грязи, и на ней видны были
полосы, оставленные метлой. Рассыпанная известка там, где на нее попадали
лучи солнца, отсвечивала белым.
- Дай сюда, Азиз, - сказал тот, что был наверху, нагнулся и принял от
Азиза ящик с красками. Кисть тоже была в ящике. Он повесил ящик за
проволочную ручку на крюк, вбитый в лестницу, и стал рассматривать
карандашный рисунок, покрывавший колонну. Линии перекрещивались и
расходились, образуя треугольники и многоконечные звезды.
- Этот тоже возьми, - сказал Азиз и, подняв руку, протянул ему другой
ящик. Видя, что тот не обращает внимания, он повторил: - Ну бери же, - а
потом резче: - Гулям.
- А?! - Гулям увидел руку Азиза, протягивающую ящик. Наклонившись, взял
его.
Азиз залез на лестницу с другой стороны, окинул взглядом карандашный
рисунок и взялся за работу.
Гулям обмакнул кисть в краску, повернул ее, прижимая к краю ящика,
потом вынул и начал обводить черным карандашный рисунок.
Было жарко и душно, пахло известкой, и все было пронизано мягким
рассеянным светом. Гулям, задумавшись, водил мягким кончиком кисти по
карандашным линиям. Он весь ушел в созерцание линий - они прерывались,
поворачивали, и вот поверх всего проступило легкой дымкой лицо Фатимы.
Фатима дышала; Фатима тяжело вздыхала, сдвигала брови, потом лицо ее
разгладилось, смягчилось, и вот она уже целовала его; потом перед его
глазами оказался ее цветастый платок, и снова он ощутил поцелуй. Лица уже не
было видно, но он знал, кто это, и, казалось, слышал, как пахнет молоком от
губ и кожи Фатимы; он узнавал и самого себя - не того, кто, стоя на
стремянке в столбе пылинок, кружащихся в солнечном свете от сводов потолка
до сухого каменного пола, разрисовывал колонну, но того, никем не видимого и
только ему известного, так знакомо растворившегося в поцелуе... и вот сам он
тоже исчез, остался только его призрачный двойник посреди сверкающего шатра
света; и для того, кто был внутри этого сияния, все внешнее казалось
облеченным тьмою и забвением небытия. Волосы Фатимы постепенно темнели,
знакомые черты обретали выпуклость и четкость. Ее скуластое лицо, черные
волосы целиком завладели взглядом Гуляма. Стоя на самом верху стремянки,
Гулям неотрывно смотрел в одну точку.
Азиз работал с увлечением. Он наносил краску на заранее прочерченные
карандашные линии и выводил звезды. Мысли его были сосредоточены на звездах
и карандашных линиях, никакие иные образы не возникали перед его глазами.
Вдруг Азиз заметил, что однообразие узора нарушилось, и сразу понял, что это
Гулям перестал работать. Он взглянул на Гуляма. Тот стоял нахмуренный,
сдвинув брови и сжав губы, и, прищурясь, смотрел на рисунок. Азиз тоже
посмотрел туда, думая увидеть там раскрашенный рисунок. От изумления он
невольно пошатнулся: поверх карандашных линий, рядом с раскрашенными и
недокрашенными звездами, было нарисовано женское лицо. Рисунок был грубым,
как солнце с женским лицом, обычно украшающее женские предбанники или
покрывала в хосейние *: из тех неотличимых друг от друга трафаретных
красавиц, какими на каламкарах ** изображают то Ширин, то Лейли или Хумай, а