"Эбрахим Голестан. Мертвый попугай моего соседа" - читать интересную книгу автора

Я выпрямился.
- Да мы с тобой никакого отношения друг к другу не имеем.
- Ты прямо как кошмар неотвязный.
- Господи, да ведь это я тебя до нынешней ночи в глаза не видел!
- Из-за этого тоже... - Голос его слегка смягчился. - Я ведь тебя тоже
никогда не видел.
Он поднял голову, оглядел меня, потом повторил:
- Ты мне жить не даешь.
- А ты теперь хочешь устроить так, чтобы и мне житья не было?
- Ты даже покончить с собой мне не дал... - Потом он сказал: - Ладно,
хочешь, чтоб мы домой пошли?
Я молча ждал. Где-то вдалеке проехал автомобиль. Наконец он поднялся на
ноги.
- Как я мечтал уснуть спокойно, навсегда. А ты тут как тут со своим
пением.
Я не ответил. Он сказал:
- Почему ты ничего не говоришь? Думаешь, я дурак? Думаешь, завидую
тебе?
- Да нет.
- Да, да, завидую!
- Чему завидовать-то?
- Скажи, что ты про меня думаешь?
- А что бы ты хотел?
- Я узнать хочу.
- А я хочу, чтоб ты встал и мы отправились. Я хочу не простудиться. Я
хочу, чтоб ты лег спать и отдохнул. И я отдыхать пойду.
- Устал небось? - спросил он.
- Это ты устал.
- Ты даже не хочешь признать, что устал, ишь, силач! Честное слово,
люди с ума посходили. Что им только в голову приходит?!
- Я же только на спине тебя тащил. Это ты считай в могилу заглянул.
Наверно, не стоило так прямо говорить, но я сказал. И тут он заплакал.
Я подошел ближе и некоторое время молча смотрел на него. Он и так был слаб,
а теперь совсем раскис. Я снова подставил спину и понес его, придерживая за
ноги. Он пытался высвободиться, всхлипывал, повторял, что хочет идти сам. Я
поставил его на землю, обхватил под мышками, он медленно, нетвердо ступая
пошел. Он не мог идти, но хотел быть самостоятельным. Или он только делал
вид? Нет, сил у него действительно не было.
В конце концов мне это надоело. Я снова поднял его и потащил, а он все
всхлипывал, пока не отключился. Наконец мы добрались до дома. На тротуаре
валялись разбитые цветочные горшки, с угла к нам торопился полицейский. Но я
как раз открыл подъезд, и мы вошли внутрь. На лестнице он пришел в себя и
потребовал, чтобы я его отпустил. Но я уже был сыт по горло, да и не хотел,
чтобы он напрасно тратил силы. Сознание собственного убожества, стыд
толкнули его на этот злополучный шаг... Но тогда счастливое спасение
оборачивалось для него не такой уж удачей: избежать смерти было, пожалуй,
хуже, чем умереть. Спастись от смерти, чтобы жить, прилипнув ухом к стене,
питаясь моими огорчениями, жить связанным по рукам и ногам звуками моего
голоса, моих движений...
Мы подошли к его двери. Она была не заперта. Я внес его внутрь, уложил