"Оскал зверя (Пес-2)" - читать интересную книгу автора (Держ Nik)Глава 11Затишье, царившее на фронте вот уже третьи сутки, целительным бальзамом ложилось на раны уставших от стрельбы солдат. За неделю кровопролитнейших боев изрядно потрепанных фашистов удалось выбить за пределы Амурской области. Несколько дивизий Вермахта, зажатые в кольцо окружения союзными войсками под Благовещенском, продолжали ожесточенно огрызаться. Но их жалкие трепыхания, лишенные подпитки живой силой, боеприпасами и продуктами питания, были заранее обречены на провал. Под Биробиджаном захватчики неожиданно прекратили паническое бегство и встали насмерть. То ли они привыкли к необычным солдатам противника, то ли командование Вермахта ужесточило наказание за дезертирство и бегство с поля боя, но уперлись фашисты основательно. И выбить их с бывшей Еврейской автономии с наскоку не получилось. В Биробиджан спешным порядком шли эшелоны с подкреплением. Немцы задействовали колоссальные силы, не брезгуя использовать в качестве пушечного мяса многочисленные заградотряды неполноценных из родного мира. Не спасали положения даже орды мертвяков, регулярно треплющие войска Вермахта. На несколько дней на линии фронта прекратились боевые действия. Захватчики не спешили контратаковать, а Российские войска на время оставили попытки выбить их из Биробиджана. И только несколько человек знали истинную причину затишья — Петр Семеныч, единственный некромаг русского воинства, надорвался от непосильной нагрузки. Его, находящегося в бессознательном состоянии, срочным порядком эвакуировали с линии фронта в Подмосковье, на базу 16 отдела. Рекрутировать новых бойцов из числа павших стало некому. Поэтому Командование и не спешило бросать в бой живую силу, надеясь на скорое выздоровление некромага. Большой удачей оказалось то, что часть своих функций по управлению нежитью Петр Семеныч успел передать Личу. Иначе, оставшись без «кукловода», оживленные покойники вполне могли повернуть и против «своих». Поднимать мертвецов Личу не удавалось, хотя он регулярно практиковался в этом под руководством Петра Семеныча. А вот управлять покойниками Харитон Никанорыч научился виртуозно. Оказалось, что лишенному живой человеческой оболочки Личу, намного проще адаптировать сознание к тому потоку эмоций, что постоянно шел от «марионеток» к «кукловоду». Нервная система Петра Семеныча не выдержала такой нагрузки, тогда как Лич чувствовал себя вполне прилично, если так можно выразиться в отношении живого скелета. Скинув пропотевшую гимнастерку, старший сержант Тимофей Тынкевич развалился на травке под благодатным летним солнышком. Покусывая горьковатую травинку, он лениво наблюдал за медленно проплывающими в небе облаками, отдыхая душой и телом. За год войны он научился ценить вот такие редкие минуты тишины. Что-что, а тишина на фронте — вещь редкая, а потому ценная вдвойне. Кто его знает, когда в следующий раз удастся вот так, просто повалятся на травке, подставив ласковому солнышку голые плечи? Может быть, следующего раза и вовсе не будет — война, как-никак! — Слышь, Тимоха, курево есть? — отвлек Тынкевича от бездумного созерцания голубизны неба рядовой Тырин — пацан из соседней деревни, призванный на службу пару месяцев назад, и по счастливой случайности угодивший в один взвод с Тимофеем. — Есть, — лениво отозвался Тынкевич, нашаривая рукой карман гимнастерки. — А ты чего, свои уже выдудел? Недавно же выдавали? — Да не-е-е, бежать к палаткам неохота — там оставил, — признался Тырин. — Разморило меня на солнце… — Да, погодка-то классная, — согласился Тынкевич. — И фрицы притихли… Эх, искупаться бы! — сказал он, протягивая однополчанину пачку сигарет. — Ух, ты! «Кэмел»! — удивился рядовой, принимая из рук Тынкевича импортную пачку. — Откуда? «Примой» же всех снабдили? — Америкосовская гуманитарка, — произнес Тимофей, зевая во весь рот. — Повоюй с мое, тоже будешь места рыбные знать! — Колись, Тимоха, как тебе это удается? — разминая пальцами душистую сигаретку, спросил Тырин. — Вот пристал как банный лист! — выругался Тимофей, поднимаясь с травы. — Полежать спокойно не даст! Корешок у меня в службе снабжения, — сообщил он Тырину. — Ты, Мишка, прежде всего головой думай. — Это как? — озадачился рядовой. — Всему-то тебя учить надо, деревня! — Тимофей тоже достал из пачки сигарету. — Вот третьего дня мы немцев здорово потрепали… — Ну? — Баранки гну! — передразнил земляка старший сержант. — Сколько фрицев завалили? — Ну, много, — не понимая, куда клонит однополчанин, ответил Мишка. — Вот то-то и оно, что много. А ты видел, как фашики упакованы? У каждого ранец, а в ранце всякого добра навалом! — Ну? — Ну и балбес, Мишка! — фыркнул Тынкевич. — Ты чего-нибудь себе взял? — Нет, грешно это, мертвых обирать! — возмущенно произнес рядовой. — Мародерство! — Ишь, какой правильный выискался! — сплюнул на землю сержант. — Секстант, что ли? — Сектант, — поправил Тынкевича Мишка. — Не сектант я, просто верующий! — Так вот, просто верующий, объясняю: по закону военного времени, все, что взято у врага, считается военными трофеями, а никак не мародерством. А если хочешь чистеньким остаться, тогда и кури свою «Приму»! А я корешку своему чего-нить подгоню: финку там ССовскую, зажигалку трофейную, крест железный, либо еще дряни какой, и буду спокойно «Кэмел» курить! А вместо «наркомовских» ста грамм белой перед боем — конины накачу. Помирать, так хоть с качественным послевкусием! — Как ты сказал, послевкусием? Что за зверь такой? — Тьфу, дерёвня! — вновь сплюнул Тынкевич. — С интеллигентными людьми пообщайся — может, поумнеешь! Спички есть, а то у меня в трофейной зажигалке бензин закончился — заправить нужно. — Не-а, нету, — похлопав себя по карманам, сообщил Тырин. — Тож в палатке оставил. — Охо-хо, жизнь моя тяжкая! — вздохнул Тимофей. — Где ж огоньку взять? Идти-то никуда не охота! — Держи зажигалку, — глухо произнес кто-то из-за спины сержанта, — мне она больше не нужна. Тырин, бросивший взгляд на подошедшего незнакомца, неожиданно побледнел словно накрахмаленное полотно, и принялся мелко креститься. Тимофей обернулся и опешил: зажигалку ему протягивал разлагающийся мертвец в форме старшего лейтенанта. — Ёханый бабай! — прошептал сержант, беря зажигалку трясущейся рукой. — Себе оставь — мне она без надобности, — вновь повторил лейтенант, разворачиваясь, чтобы уйти. Изменивший направление ветер обдал сержанта и рядового приторно-сладковатым запахом тлена. Тырин конвульсивно дернулся, пытаясь остановить рвотные позывы. Промычав что-то невразумительное, он, зажав рукой рот, убежал в ближайшие кусты. — Ничего, — произнес мертвец серыми губами. — Счастливо вам, мужики. — Товарищ старший лейтенант! — неожиданно окликнул его Тынкевич. Да? — Покойник вновь повернул к сержанту покрытое трупными пятнами синюшное лицо. — Вы, правда, умерли? — Правда, — грустно ответил лейтенант. — И как там? Ну, на том свете? — Не знаю, — почти по-человечески пожал плечами мертвец. — Я туда не успел попасть. Меня призвали… служить Родине… В таком вот виде… — Ну а все-таки, мы не умираем до конца? Что-то после нас остается? Ну, там… Со смертью мы не исчезаем? — Нет, — ответил лейтенант. — Мы не исчезаем насовсем. Это я тебе могу гарантировать. — Так это же здорово! — обрадовался Тынкевич. — С этим и помирать не страшно! Спасибо Вам, товарищ старший лейтенант! — Ты не спеши умирать, сержант, — покачал головой мертвец. — Там, за кромкой, все не так… Жить — хорошо… — А хорошо жить, еще лучше! — хохотнул Тимофей. — Извините, товарищ старший лейтенант. Это нервы. — Живи, боец! Живи долго и счастливо! — пожелал покойник Тынкевичу. — Всему свое время, даже для смерти… — Есть жить долго и счастливо! — вытянулся Тимофей. — Живи солдат, живи! — лейтенант вновь развернулся и вскоре скрылся из глаз в небольшом лесочке, на опушке которого окопался полк Тимофея. Стараясь не попадаться на глаза живым бойцам, мертвец добрался до палатки командования. Там его уже ждали. — Походи, Александр, — пригласил его полковник Большегонов, лицо которого скрывал респиратор. — Ты уж извини меня за респиратор, но жара не оставляет мне выбора… Если честно — вонь непереносимая! — Не нужно извинений, — отмахнулся Скворцов. — Я хоть запахов не чувствую, но в зеркало смотрелся… — Ты своих в холодильник определил? — спросил Лич. Мы же вчера подогнали несколько рефсекций… Жаль поздно сообразили. А вас, всех, кто в сознании, беречь сейчас нужно. Слышал, что с Петром Семенычем случилось? — Так точно! Слышал! Что говорят врачи? — А что они могут сказать? — ответил Харитон Никанорыч. — Нервное истощение, стрессы, перегрузки… Это нам с тобой нервы беречь не нужно — их просто нет! Все-таки мертвое тело дает кое-какие плюсы… — Но мы же испытываем эмоции, переживания! — воскликнул Скворцов. — Как наука это может объяснить? — Какая наука, Саня? — удивился Лич. — Наше с тобой существование напрочь отвергается наукой! По идее, нас с тобой вообще не существует. Мы миф, сказка, легенда… — Но мы существуем, — уперся лейтенант. — Кто бы что об этом не говорил! — Вот именно — существуем! Немцы, говорят, владеют способом переноски сознания в новое тело. Живое тело! — Кто говорит? — Это тебе лучше у Петра Семеныча поинтересоваться. Когда он выздоровеет… — Товарищи офицеры, — вмешался в разговор Большегонов, — давайте об этом вы потом поговорите. Не хочу вас расстраивать вас в очередной раз, но я едва переношу запах… В следующий раз я противогазом не побрезгую. Извините… — Хорошо, — согласился Лич, — двигаемся в темпе вальса. — Итак, противник отчаянно сопротивляется, — произнес полковник. — Выбить его из Биробиджана не получилось… Хотя за десять дней мы их порядком отбросили. — Что такого в этой Еврейской области, что немцы так рьяно уперлись? — спросил Скворцов. — По данным, полученным со спутника, вот в этом районе, — полковник указал место на карте, — фрицы полгода назад затеяли какую-то грандиозную стройку. Предположительно космодром… — Для чего им в космос-то лезть? — удивился Скворцов. — На земле что ли мало проблем? — Не скажи. Космодром им нужен для запуска на орбиту спутников связи. Их спутники также будут оснащены вооружением… — Наши хотят посбивать? — предложил лейтенант. — Вот именно! Поэтому перед нами поставлена задача в кратчайшие сроки выбить противника с этой территории… Пока превосходство в силе на нашей стороне. Завтра подходят танкисты, мотопехота и несколько эшелонов живой силы. Однако основная нагрузка ложится на плечи ваших подразделений. Перед ударом основных сил… Живых сил… — поправился Большегонов. — Нужно как следует измотать противника. Вечером подходит эшелон с оружием для ваших бойцов… — А смысл? — удивился Лич. — Мы уже пытались дать им в руки автоматы. Помните, ничего хорошего из этого не получилось. Они рожок выпускают за одно нажатие! И все пули получают свои же впереди бегущие… А контролировать этих ребят с ювелирной точностью, да чтобы еще и рожки меняли, не получается! — Командование учло этот нюанс. В эшелоне отнюдь не автоматы. Вот образцы, мне вчера с курьерской почтой передали. Полковник достал из шкафа небольшой металлический кейс и поставил его на стол. Щелкнул замками и откинул крышку. Мертвецы с интересом разглядывали содержимое ящика. — Образец номер один, — прочитал сопроводительный лист полковник. — Кодовое название «Лапа Медведя». Он вытащил из кейса металлическую конструкцию из блестящей нержавеющей стали, похожую на кисть скелета. Каждый из пяти «пальцев» конструкции заканчивался большим острым когтем. — Я понял, как это работает, — произнес Скворцов, надевая конструкцию на руку. — В когтях есть выемки, в них суем пальцы… А вот этот браслет застегиваем на руке, — он щелкнул зажимами, передавливая посиневшую кожу. — Тут несколько уровней фиксации, — указал на зажим полковник. — Боли ваши парни не чувствуют — можно зажимать браслет до самой кости. — Даже со скелетов не соскочит, — согласился Лич. — Сильная штука! — Скворцов взмахнул когтистой лапой, со свистом распарывая воздух. — Кишки фрицам выпускать будет одно удовольствие. — Вот-вот! — произнес Большегонов. — У тебя парни и так голыми руками фрицев рвут, а теперь… — Там еще что-то лежит, товарищ полковник. Посмотри? — предложил лейтенант. — Конечно, — ответил Большегонов, доставая следующее изделие оборонного завода. — «Оскал Зверя», — прочитал он сопроводиловку, пока лейтенант с Личем рассматривали очередную диковинку, выполненную в виде челюстей, снабженных бритвенно острыми зубами. — С этой штукой тоже все ясно, — усмехнулся Лич. — Действительно оскал… Он снял полевую фуражку и надел конструкцию на голову. Кожаные ремни плотно легли на желтоватую черепушку. — Нижняя челюсть крепится с помощью винтов-саморезров, — зачитал строчку из инструкции полковник. — Саморезы вкручиваются прямо в кость… — Ну как? — Харитон Никанорыч громко лязгнул легированными зубами. — Ужас! — ответил полковник. — Но штука действенная! Ваши-то не прочь в горло впиться, а зубы у некоторых совсем гнилые… А разработчики всего этого добра, я гляжу, учли и эту специфику ваших подопечных. — Что там еще? — полюбопытствовал Скворцов. — Больше ничего, особо интересного нет. Так, по мелочи: шипы налокотные, да ножи для предплечьев. Основной упор делается все-таки на «Лапу» и «Оскал». Как только прибудет состав — экипируйтесь по-полной. Нужно порвать этих сволочей! — Не сомневайтесь, господин полковник, порвем! — заверил Большегонова Харитон Никанорович. — Ну тогда я вас больше не задерживаю, — сказал полковник. — Свободны до вечера. — Есть! — взял «под козырек» лейтенант. Лич тоже приложил руку ко лбу. Затем они по-военному четко развернулись и вышли из палатки. — Через лес рванем, а Харитон Никанорович? — уточнил Скворцов. — Через лес, — согласился с лейтенантом Лич. — Нечего нашими рожами живых стращать. Еще до того, как Петр Семеныч свалился от неизвестного недуга, командование в лице батюшки Феофана поступило благоразумно, разделив места дислокации «живой» и «неживой» силы небольшим леском. Во-первых: живые бойцы до сих пор чувствовали себя неуютно, если не сказать круче — некоторые бойцы пугались и падали в обморок, когда на их глаза попадался кто-нибудь из подразделения Харитона Никаноровича. Во-вторых: погода стояла по-летнему жаркая, и ароматы, распространяемые тысячами гниющих тел, были далеки от приятных благовоний. Поэтому, при расположении частей «Зомби» приходилось учитывать даже направление ветра. Ну и собственно по этой же причине Командование боялось вспышки каких-нибудь заболеваний среди живых — царившая в рядах покойников антисанитария, заставляла содрогаться даже ко всему привыкшего Петра Семеныча. Первое, что бросалось в глаза стороннему наблюдателю — мириады жирных «туалетных» мух. Казалось, что они собрались в стан покойников со всей Еврейской Автономии. Мухи облепляли лежащих вповалку мертвяков черным шевелящимся ковром, залезали в рот и уши, откладывали яйца под закрытые, сочащиеся гноем веки. Но безмозглым покойникам было на них наплевать — никакого дискомфорта они уже давно не ощущали. В их открытых ранах копошились белесые черви, в глазах ползали опарыши. Это жуткая картина в очередной раз заставила содрогнуться старшего лейтенанта Скворцова, да и Лича, собственно, не оставила безучастным. — Это страшно, Харитон Никанорыч! — признался Александр. — Да, чудовищное зрелище, — согласился Лич. — Слушая, а прикажу-ка я им зарыться в землю. Все целее будут! Пусть в земле полежат, пока эшелон с оружием не придет. — Да, наверное, так будет лучше, — согласился Лейтенант. — Подъем! — привычно нащупав неразрывные ниточки связи, скомандовал Лич. Не подававшее до этого признаков жизни мертвое воинство всколыхнулось. Мухи, согнанные со своих насиженных мест, на секунду затмили солнце. — Зарыться в землю и ждать команды! — приказал Лич. Покойники опустились на колени и принялись вгрызаться в податливую землю словно кроты. Получалось это у них неплохо. Минут через двадцать большой цветущий луг превратился в перепаханное поле. — От и ладушки! — довольно произнес Харитон Никанорыч. — Пойдем, Сашка, нечо тебе на солнышке вялиться. Ты хоть пока на человека немного похож… — Да уж похож! — покачал головой лейтенант. — Но ты прав, пойдем в холодильник к парням… Очнувшись, Петр Семеныч долго не мог понять, где он находиться. Он помнил, как во время атаки на него накатила слабость и закружилась голова, помнил, как подогнулись ноги и потемнело в глазах, помнил, как последним усилием перекинул нити управления войском «зомби» Личу. После этого мир заволокла тьма… Сейчас никакой слабости Мистерчук не испытывал. Он лежал на широкой деревянной лавке, укрытый до подбородка мягкой овчиной. Стены помещения, где он очнулся были сложены из толстых ошкуренных бревен янтарного цвета. Цвет древесины был настолько живым, что казалось, сами стены светятся изнутри. Сквозь широкие окна в комнату проникал свежий воздух, наполненный ароматами близкого леса. Воздух был чист и прозрачен, даже пылинки не плясали в косых солнечных лучах. Толстые витые колонны, выполненные из того же материала, что и стены, поддерживали высокий арочный потолок. Дверь же, напротив, была маленькой, полукруглой, покрытой искусной резьбой — порхающими райскими птицами. Посреди светлицы, почему-то именно это устаревшее слово всплыло в сознании Министра, стоял огромный деревянный стол, с выскобленной добела столешницей, возле стола — лавки из распиленных повдоль бревен. Во главе стола — массивное резное кресло, также вырезанное искусным мастером из одного куска древесины. Петр Семеныч откинул овчину и спустил ноги на пол. Голые ступни некромага погрузились в жестковатую медвежью шерсть — шкура матерого мишки выполняла здесь роль прикроватного половичка. Янтарные половицы так же, как и столешница, были начисто выскоблены неведомым хозяином. Одет Петр Семеныч оказался в просторную льняную рубашку с воротом на тесемке, простые светлые штаны из того же материала. Вместо тапочек рядом с кроватью нашлись невысокие белые «чуни» из мягкой овчины с вышитыми красными петухами на щиколотках. Мистерчук задумчиво пошевелил пальцами ног и примерил обувку. Чуни пришлись как раз по ноге. Подойдя к окну, Петр Семеныч выглянул на улицу. Из окна дома, удобно расположившегося на пригорке, открывался чудесный вид на спокойное бирюзовое море. Широкий песчаный пляж, тянущийся вдаль на сколько хватало глаз, обрывался у границы величественного соснового бора, заросшего высоченными корабельными соснами. Где-то неподалеку куковала кукушка, а шаловливое эхо разносило её хвастливое «ку-ку» по всему лесу. — Кукушка, кукушка, сколько мне жить? — улыбаясь, произнес Петр Семеныч. Увлекшись разглядыванием окрестностей, Министр пропустил момент, когда входная дверь неслышно открылась, пропуская в стилизированную под старину светлицу, сухощавого старца с длинной седой бородой. — Раз о жизни вспомнил, знать, на поправку пошел, — степенно произнес старик. — Здрав будь, чароплет! — Это ты про кукушку-то? — обернулся к старику Министр. — Так баловство — детство заиграло… И тебе не хворать, дед! — запоздало поздоровался Петр Семеныч. — Слушай, а что это за лечебница? Места у вас знатные! — с завистью произнес Мистерчук. — Я отдохнул здесь пару неделек… — Ну так отдыхай, кто ж тебя гонит? — предложил старик. — Не могу, дед! — мотнул головой Министр. — Некогда отдыхать… Кстати, а чего со мной приключилось-то? Я, по-моему, в обморок грохнулся? Не инсульт ли часом заработал? Где у вас тут главврач, медперсонал? Да и с начальством мне срочно связаться нужно… — Ты, милок, не суетись, — ласково произнес дедок. — Други твоя сейчас далече, тело твое, болезное, тоже не близко… — Ну-ка, дед, не гони коней! Как это тело не близко? Вот же я! Аккурат перед тобой стою! — То дух твой, сущность бессмертная, а тело далече, — улыбнулся дед, по-хозяйски усаживаясь в резное кресло. — Как дух? — Петр Семеныч сильно ущипнул себя за руку — больно. — Я же все чувствую… А дом, море, лес? — Все это морок, милок, — старик пробуравил Министра пристальным взглядом, словно вывернул наизнанку, — иллюзия, по-вашему, по-новому. — Так ты еще и мысли читай умеешь? — изумился Петр Семеныч. — Проста твоя душа еще и незатейлива, — отозвался старик. — Знающий чародей с легкостью её прочтет… — А ты, значит, знающий? — спросил Министр, присаживаясь на лавку по правую руку от старика. — А ты меня не узнал? Министр внимательно всмотрелся в морщинистое лицо деда. — Вроде видел тебя где-то, а где, хоть убей, не помню, — признался он. — А видел ты меня, милок, вот с этой штукой в руках. Старик протянул костлявую ладонь, и в ней, словно из струек дыма соткался резной посох с оскаленной драконьей головой. — Мать-перемать! — выругался Министр. — Да ты же тот волхв, из могильника! Кемийоке! Ну, ты же того… Ожил, что ли? — Нет, — покачал головой старик. — Просто ты сейчас такой же, как я. — Мертвый? — испугался Петр Семеныч. — Нет, но и живым тебя, увы, не назовешь. — Во попал! — Министр обхватил руками голову. — Слушай, Кемийоке… — Зови меня просто дед, — перебил старик. — Слушай, дед, — послушно произнес Министр, — а как мне обратно вернуться? И что это, вообще, за место такое? И как я сюда, в натуре, попал? Что со мной случилось? — Не части с вопросами, чароплет, — старик взмахнул рукой — посох вновь растекся ручейками тумана, словно его и не было. — Обо всем я тебе поведаю… Ты есть хочешь? — Ты ж сказал, что все вокруг морок? Зачем тогда есть? — Хороший морок вещественней иной реальности может оказаться! — выдал старик. — Так будешь есть, али нет? — А! — с плеча «рубанул» Министр. — Давай, чего там у тебя? Старик даже бровью не повел, а стол уже ломился от исходящих паром яств. — Зайчатинки печеной отведай, — посоветовал старик, указав на скворчащую и плюющуюся горячим жиром заячью тушку, покрытую золотистой корочкой. — Квасок, молочко парное… Угощайся, милок, а я на твои вопросы без лишней спешки отвечу. — Давай, дед, трави помалу свои байки… Я ведь и вправду проголодался! — Министр с хрустом вырвал печеную заячью ноги и впился в нее зубами — кроме ножа и тарелок никаких столовых приборов у старика не было. Заяц действительно оказался приготовленным на славу — нежное мясо прямо так и таяло во рту. — Кости под стол кидай — собачки сожрут, — посоветовал старик. — А у тебя и собаки тут есть? — последовал совету Петр Семеныч, бросая кости на пол. — А то как же, скучно одному! А так есть с кем поговорить… — Так что со мной случилось? А, де? — Петр Семеныч отер жир с подбородка и отломил внушительный шмат свежего, благоухающего неизвестной приправой, хлеба. — Болен ты, — ответил старик. — Надорвался. Непосильную ношу на свои плечи взвалил. Сила мертвая твое живое тело ядом насытила… Чародеи посильнее тебя и то надрывались, такой груз на свои плечи взвалив. А ты еще совсем желторотый. Неуч. Были чароплеты, кто живую плоть отринув, Личем становился, чтобы Сила Мертвая тело его не травила, родственной стала… Что есть Лич, ведомо? — Ведомо-ведомо, — поспешно отозвался Министр, запивая хлеб парным молоком с привкусом духмяных луговых трав. — Но отринув жизнь, многое потеряли они… Ничего хорошего перерождение им не принесло. Много зла они простым людям принесли. Никому такой судьбы не пожелаю. — А если человек Личем не по своей воле стал? Ну, скажем, случайно получилось… — Хм, — задумался старец. — Ничего о таких случаях мне не ведомо. Ты что ль постарался? — Случайно вышло, — пожал плечами Министр. — Я ж говорил, неуч! Думать о последствиях сначала надобно, а не после свершившегося волосья на голове драть! — Ладно, дед, мне морали читать! — возмутился Петр Семеныч. — Лучше просвети, каким это мудреным способом я к тебе попал… И что за райский уголочек тут у тебя? — Это место я сам создал, — признался старик. — Это как? — едва не поперхнулся куском хлеба Петр Семеныч. — Ты, типа, претендуешь на роль Создателя? — Нет, — рассмеялся дедок, — таким могуществом я не обладаю! Этот «райский», как ты выразился, уголок, принадлежит к тонкому миру. Ведомо тебе, что есть тонкие миры? — спросил он гостя. — Батюшка Феофан утверждал, что к тонким мирам принадлежат рай и ад, чистилище, — ответил Министр. — Я так понимаю: рай — это Вирий, Эдемский сад, Вальхалла; Ад — это Обитель Аида, Логово Ящера, Подземный Мир; а Чистилище — это Серые Пределы, Поля Скорби? — Примерно так, — согласно кивнул Петр Семеныч. — Ваш батюшка прав, тонкие миры — это миры чистых энергий, куда закрыт доступ вещественным составляющим реального мира… — Погоди-ка, дед! — попросил Петр Семеныч. — Если в этот мир нет доступа вещественному, тогда как с этим быть? — он хлопнул себя по набитому пищей брюху. — Не верится мне, что это иллюзия! — Поверь на слово, внучек, — мягко произнес старик. — Вспомни, иногда даже сны реальны настолько, что проснувшись, не понимаешь, где ты есть на самом деле. — Да, было такое, и не раз, — признал правоту деда некромант. — Миры наших сновидений тоже относятся к тонким, — просветил Петра Семеныча волхв., - разве что они недолговечны… Но творим мы их в бессознательном состоянии и с минимальной степенью воздействия на энергетику этого мира. Любой смертный в состоянии сделать это. — Если даже простые люди в состоянии бессознательно воздействовать на тонкую энергетику, и творить свои, пусть несовершенные, но все-таки миры… — высказался Петр Семеныч. — То человек знающий и наделенный силой… — Человек, знающий и наделенный кое-какой силой, может сотворить из чистого тонкого мира вот такой райский уголок! — закончил свою мысль старик. — Есть только одно «но»… — И какое же? — с интересом спросил некромант. — Творец такого мира становится заложником своего бренного тела. Ведь для того, чтобы полностью сюда переселиться, требуется либо умереть в реальном мире, а затем, нарушив естественный путь предначертанный Создателем для энергетической сущности… — Души? — Да, души, — согласился дед. — То есть, можно наплевать на Чистилище, Ад или Рай, создав в тонкий мирах уголок, соответствующий всем твоим вкусам? — Да. — Так это же здорово! — воскликнул Петр Семеныч. — На первых порах так может показаться… — А в чем подвох? — Умерев в реальности, ты станешь заложником своего мира. — Ну и пофиг, раз уж тут все меня заточено. — Одиночество — вот бич любого Создателя! Одиночество и скука! В твой мир никто не сможет проникнуть кроме тебя… — Постой, а как же я? Я ведь здесь, в твоем мире! — Я не закончил, — нахмурился дед, — только ты, либо твои кровные родственники… — Так я, выходит, твой родственник? — не поверил Петр Семеныч. — Да, ты мой прямой потомок, — подтвердил старик. — В твоем теле течет моя кровь. Твои силы — это мой дар! Только поэтому ты так легко управился с моим посохом. — Черт возьми! Так ты, в натуре мой дед? — Пра-пра и еще много раз прадед. — Вот елки! — Петр Семеныч все никак не мог прийти в себя. — Ну, здравствуй, дедунь! Я ведь круглый сирота, никогда деда у меня и не было! — Ох, внучек-внучек, — по морщинистой щеке деда пробежала одинокая слезинка и спряталась в густой седой бороде, — я тоже никогда родственников не жаловал, детей не знал, с внучками не общался… А за тысячу лет одиночества… — Слушай, дед, ты вот собачку себе состряпал, кукушку в лесу… А людей? Все ж не так одиноко… — Нет, я, конечно, могу создать… Но это не будут люди в прямом смысле этого слова. — Почему? — удивился Министр. — Все это буду я: они будут думать моими мыслями, говорить моими словами и поступать так же… А разговаривать с собой мне наскучило за первую сотню лет. Это проблема любого Создателя… Как ты думаешь, почему Создатель не вмешивается в дела людей и прочих сущностей? — Потому что мы — часть него самого? — Верно! У Него были попытки… Ангелы — его овеществленные мысли… Понимаешь, о чем я? — А человек — по образу и подобию… — Точно! Он предоставил людям выбор, которого не было у других Его Созданий. Он надеется, что когда-нибудь мы дорастем до его уровня, со своим Мыслями и Желаниями. Станем ровней и интересными собеседниками… Он устал разговаривать Сам с Собой… — Блин! Так, если первый путь — смерть, отпадает… Я не хочу в клетку, пускай даже и золотую… Какой второй? — Второй путь — сохранить тело, а, следовательно, и возможность вернуться в реальный мир. — То есть так, как поступил ты? — Именно! Ни жив, ни мертв. Ты сейчас в том же положении. Твое тело вроде бы и существует, но тебя в нем нет. — А ты поч6му не возвращаешься? — Мое время еще не пришло. Тело от яда до конца не избавилось. Слишком долго я откладывал очищение. Вот и расплата… — Слушай, дед, а обо мне ты как узнал? Здесь нет связи с внешним, нормальным миром. — Предвидел я, внучек, твое появление, — признался дед. — Поэтому и привязал к посоху заклинание одно. В трудную минуту должно оно было дорогу тебе указать в убежище мое. Так и вышло. — Так ты дед, еще и провидец? — изумленно покачал головой Министр. — Приятно осознавать, что дед у меня покруче вареных яиц будет! Да, а чего мне-то сейчас делать? Мои там, небось, совсем с ума посходили. Без моей помощи им несладко придется. — Ты о себе лучше подумай, — возмутился старик. — Так у тебя хоть какой-то шанс уцелеть будет. И обратно вернуться… Я научу, как в дальнейшем уберечься от напасти такой. Тебе до настоящего волхва еще расти и расти. Нужно дух как следует закалить и над телом работать не покладая рук! Долголетие обрести… — А чего мне его обретать — я и так почти бессмертен! — решил покрасоваться перед дедом Петр Семеныч. — Ну-ка, ну-ка, потешь старика! Как это ты, сопеля зеленая, бессмертие без трудов приобрел? — ухмыльнулся дед. — Да так, случай помог, — пожал плечами некромаг. — Рассказывать-то, в общем, нечего. Это было еще до того, как я тело твое с посохом нашел. Одним словом, заставил я кровососа одного… — Кровососа? — переспросил старик. — Это вурдалака что ли? — Ну да, упыря, вампира, надо мной обряд инициации Гуля провести… А затем быстренько его грохнул, пока наша связь не окрепла, а он власти надо мной не получил… — Ого! — удивился Кемийоке. — Хитро! Значит, ты стал Гулем, свободным от Хозяина? — А то! — горделиво хмыкнул Министр. — И пока у меня есть в запасе кровь упыря, я не старюсь, не болею, и все такое прочее! — Хитро! — вновь повторил дед. — Сам до такого додумался или надоумил кто? — Да был один пример, — признался Петр Семеныч. — Случайно у человека одного вышло… — А ты, стало быть, нарочно? — Ага, я на тот свет как-то не спешу! — Такая находчивость похвалы достойна, — одобрил действия внука Кемийоке. — Вот только способ… — поморщился он. — А другого шанса могло и за всю жизнь не представиться! — парировал Министр. — Да-да, с учителями тебе не повезло. Но сейчас ты в надежных руках. Как годы продлить, вонючую упырью кровь не хлебая я тебя научу. Как тело сделать подобным податливой глине тоже. Любую личину натянуть на себя сумеешь, настоящую личину, не морок! — Это как Финн, что ли? — Какой Финн? — Ну, ученик твой последний, — пояснил Петр Семеныч, — который тебя в могильник упрятал. — Жив, значит, мальчишка? — обрадовался волхв. — А то я переживал сильно, что сожрут его Новгородские волхвы… Постой, а его ты откуда знаешь? — Да так, свела судьба, — неопределенно ответил Министр. — Но старичок примечательный… — Это упрощает задачу, — произнес дед. — Держись Финна, внучек, кое-чему я его успел обучить, да и сам он за тысячу лет многое освоил. Хотя посох он так и не смог в руки взять — не подчинилась ему Сила Мертвая. Светлый был мальчишка, слишком светлый… Привет ему от меня передай, — попросил старик. — Все-таки не убоялся он козней противников моих, спрятал тело в могильнике. — Конечно, передам. Только для этого вернуться надо. — Вернешься, даже раньше, чем я думал… — А это еще почему? — Я же не знал, что ты Гуль, — пояснил старик. — Яд можно с кровью вытравить. Только сливать еще нужно всю, без остатка… — Так я ж кони двину тогда… Помру! — Не помрешь, по крайней мере, сразу… Ты ж Гуль, а не простой смертный. Как только кровь свою без остатка сцедишь, тут же заполняй себя свежей вурдалачьей… Найти сможешь? — Да есть у меня нычка, думаю, хватит. А если нет, есть у меня один знакомый упырь — поделится, мы ж друзья… — Знакомый упырь? Друг? Внучок, ты не перестаешь меня удивлять! Далеко пойдешь… Если не сломаешься на пол-пути. Но этого сделать я тебе не дам, — усмехнулся он в бороду. — Советом дельным помогу. — А как я совет-то получу? Ты здесь, а я там. — А я разве не сказал? — спохватился старик. — По-моему нет, — ответил Министр. — Во сне ко мне приходить сможешь. Как и что я тебе позже растолкую. — Совсем другое дело! — обрадовался некромаг. — Чувствовать за плечами поддержку такого сильного мага, к тому же родного деда… Пра-пра-пра… — Вот что, внучек, звать-то тебя как? А то ведь мы и не познакомились-то… — Точно! — хлопнул себя руками по ляжкам Петр Семеныч. — Это надо сбрызнуть, отметить, как положено… А зовут меня Петром, Петей, стало быть… — Петр, Петя… Греческое, стало быть, у тебя имя — «Камень». Что же это на Руси теперь греческие имена в почете? — Есть такое дело, — признал правоту старика Петр Семеныч. За последние годы ему приходилось разбирать с батюшкой Феофаном множество исторических документов, и он знал, откуда «ветер дует». — Ведь на Руси теперь вера Православная, Христианская… — Это с Византии что ль привезенная? — уточнил старик. — Она самая, — подтвердил Министр. — Владимир — правнук Рюрика Византийскую веру принял. — Знать отринула Русь исконных богов: Перуна, Волоса, Мокошь. Тихой сапой подмяла Русь вера в Единого. — Я бы не сказал, что тихой, — хмыкнул Петр Семеныч. — Идолов своротили, и в реку… Народ насильно крестили… А колдунов почитай к нашему времени всех извели. Батюшка Филарет, то бишь Финн, в лесах дремучих столетиями скрывался, а потом и сам монахом заделался… — Жрецом Единого прикинулся? Молодец! — Спрятаться в стане врага… Я так же в свое время поступал, если иного выхода не было. — Так, дед, хорош трындеть! Успеем еще наговориться! За встречу выпить надо! Давай, колдани чего-нибудь. — Зелена вина? Медовухи? Пива? Эля? — Дед, ты чего? Покрепче чего давай, — попросил Петр Семеныч. — Коньячка хорошего, водки на худой конец! — Сии зелья мне не ведомы! — развел руками дед. — Вот ё-моё! — горестно воскликнул некромаг. — Повод есть, а выпивки нормальной нет! — А ты сам, внучек, попробуй! — предложил старик. — Угости старика, потешь! — Так я ж того, не умею, — опешил Петр Семеныч. — Не забывай — это тонкий мир. — Он пластичен. Попробуй, представь себе зелье. Вид его, вкус, запах… Четче представляй: мелочи любые… Глаза закрой и представь, что оно на столе стоит. Петр Семеныч послушно закрыл глаза, стараясь как можно ярче представить себе бутылку «Хенесси», что стояла у него дома в баре большого двухстворчатого холодильника. Он как наяву увидел бутылку из темного стекла, наклейку с золотистыми буквами, представил как он, покинув прохладное чрево холодильника, запотеет и покроется маленькими капельками влаги… Он протянул руки и взял бутылку одной рукой, другой рукой он ухватил тарелочку с порезанным на тонкие ломтики лимоном. Ощущения были настолько правдоподобными, что он чувствовал тяжесть в руке и холод стекла бутыли. Пестр Семеныч несмело приоткрыл один глаз и тут же завопил от восторга: — Получилось! — Молодец! — обрадовано похвалил внука Кемийоке. — Давай, что ли, опробуем твой хмель. По мановению руки старика со стола исчезла вся снедь. А вместо нее появились два серебряных массивных кубка грубой работы. Петр Семеныч выдернул из бутылки пробковую затычку и набулькал в кубки благоухающую винными парами жидкость. — Ну, дед, вздрогнем за встречу? — предложил он волхву. — Вздрогнем? — не понял старик. — Ты пей, а там поймешь! — Министр приложился краем своего кубка о кубок старика. — Ну, понеслась душа в рай! Твое здоровье, дед! — произнес Петр Семеныч, медленно, смакуя каждый глоток, вливая в себя душистый коньяк. — Уф! Красота! — забрасывая в рот ломтик лимона, выдохнул Министр. Кемийоке тоже взял в руки кубок, покачал его в руках, а после принюхался. — Пахнет приятно, — сообщил он внуку. — Еще бы! — довольно хмыкнул Петр Семеныч. — Хенесси, да чтоб плохо пахнул? Это ж не клоповка какая, а хороший коньяк. Пей, дед, не раздумывай! Старик поднес кубок к губам и принялся по примеру Министра медленно цедить охлажденную жидкость. Петр Семеныч с интересом следил за реакцией старика. К изумлению волхва безобидная с виду жидкость неожиданно взорвалась в желудке греческим огнем. Горячая волна пробежалась по телу, достав до самых кончиков пальцев, а вторично взорвалась в голове, так, что заломило темечко. Старик закашлялся, а из его глаз брызнули слезы. — Эк тебя с непривычки? — покачал головой Министр. — Лимончиком закуси. Послевкусие обалденное! Погоди-погоди, сейчас отпустит! — Через несколько секунд старик блаженно откинулся на спинку резного кресла и расслабленно улыбнулся: — Приятное тепло… — О, приторкнуло! — резюмировал Петр Семеныч. — Ну и как тебе мой хмелёк? — Наливай еще! — махнул рукой старик. — Как ты сказал, это питье называется? Настоящая огненная вода! — Угадал, старик, такие крепкие напитки у нас огненной водой и зовутся. А конкретно это пойло — коньком. Коньяк. — Коньяк? — пожевал губами старик. — Ничего подобного раньше не пробовал, — признался он. — Вот, и нас есть, чем похвастать. Ну, давай, что ли, по второй? — Давай, — согласился дед. — Первая — колом, вторая — соколом! — сыпал поговорками Министр, начисляя по второй. — Теперь понял, что значит вздрогнуть? — Понял, — кивнул старик, передергивая узкими костистыми плечами. — Да, — согласился Петр Семеныч, — сначала — ух! Зато потом — здорово! Только увлекаться этой огненной водичкой не стоит, так и спиться недолго. — Спиваются слабые, — фыркнул старик. — И в мое время такие были. Чтобы стать настоящим чародеем, магом, волхвом, сила воли нужна. — Согласен, дед! Давай, чтобы не последнюю. Они выпили, вновь закусили лимончиком. — Дед, ты мне так и не сказал, сколько времени мне тут у тебя чалиться? Моей босоте без помощи тяжело будет. — Поглядим, — уклончиво ответил старик. — Это место, — он раскинул руки, — чистилище. Душу, сущность твою, мы почистим, от яда избавим, энергетику поправим. Телом сам займешься… А пока отдыхай. Искупайся, по грибочки, ягоды сходи. Пусть душа отойдет от невзгод, смертей и войн. — Ох, дед, умеешь ты уговаривать, — вздохнул Министр. — Знаешь, чего мне надобно. Давай-ка с тобой по третьей примем… — сказал он, беря в руку запотевшую бутыль. — Да я и вправду искупнусь. Десять минут спустя Петр Семеныч несся по теплому песочку словно мальчишка, сдирая с себя одежду. Терпкий соленый ветерок с запахом водорослей, приятно охлаждал разгоряченное коньяком тело. Оставшись нагишом, могучий некромаг, радостно визжа, забежал в теплую воду и, раскинув руки, упал на спину в ласковые объятия моря. Все тревоги и заботы остались где-то далеко. Он лежал, покачиваясь на волнах, не думая в этот момент ни о чем, просто наслаждаясь покоем. |
||
|