"Игорь Голосовский. Лилия " - читать интересную книгу автора

требует, чтобы я варила для него кофе. К нему приходят разные люди, и я
прислуживаю им. В этом заключаются мои обязанности.
- Он, видно, большой начальник, - задумчиво сказал Ян.
- Да, - подтвердила мать.
Скоро она уснула, а Янис стал размышлять о ней и о себе. Что ж,
служанка так служанка. Плохого здесь действительно ничего нет. Не так уж
важно, кто ее хозяин. Ведь хозяев не выбирают, работа остается работой.
Правда, как-то странно представлять Лилию в роли служанки. Уж очень это на
нее не похоже. Но сейчас все стало не похоже на то, что было раньше. Она
устроилась как сумела... Вот теперь Янис выздоровел, ему тоже придется
устраиваться. Только плохое это слово - "устраиваться", и плохо оно звучит в
такое время. Янис спасся от гибели, но неужели задача его заключается лишь в
том, чтобы выжить? Он был комсомольцем и остался им. Он всей душой ненавидит
фашистов, значит, его долг продолжать с ними борьбу. Но как?
Найти ответ было не просто. Интересно, что бы Мария посоветовала ему?
Жива ли она? Вполне возможно! Избежал ведь смерти он сам? Почему же не могло
повезти Марии? У Яниса даже возникло чувство, что она где-то недалеко. Это
чувство было таким сильным, что ему захотелось поскорее выздороветь и
сходить в соседний дом, где она жила. Возможно, там он что-нибудь про нее
узнает.
Но ему пришлось отвлечься от мыслей о Марии, о своем будущем и еще раз
подумать о том, что происходило день за днем перед его глазами и чего не
заметить было никак нельзя.
...В конце марта 1942 года он проснулся в сумерки и услышал за ширмой
шаги матери, очевидно собиравшейся на свою странную ночную работу.
Приподнявшись, Янис взглянул на Лилию.
Она стояла перед зеркалом. Рядом на стуле лежало что-то пушистое и
коричневое, похожее на свернувшегося мохнатого зверька. Янис не мог
определить, что это. Не спеша Лилия принялась укладывать волосы. Она умело
соорудила модную сейчас прическу с высоким валиком волос над лбом. Янис
вспомнил, где видел эту прическу. Он видел ее у немецких фрау, приезжавших
за вещами в Саласпилсский концлагерь. И блестящие шелковые чулки, которые
надела Лилия, присев на стул, тоже были такими же, как у этих фрау. Мать
сунула ноги в сапожки на высоких каблуках, надела меховую шапочку, протянула
руку к пушистому комку на стуле, и тот превратился в норковую шубку
невиданной красоты. Накинув ее на плечи, Лилия достала из сумочки губную
помаду, пудру, какие-то флакончики и палочки, приблизила лицо к зеркалу и
начала старательно красить брови, ресницы и губы. В зеркале Янис видел ее
лицо. Постепенно оно становилось неузнаваемым и невыносимо вульгарным. Она
накрасилась грубо и вызывающе, как женщины определенного сорта, которых Янис
иногда встречал в детстве возле кинотеатра "Палладиум".
Он был так ошеломлен и потрясен, что не произнес ни слова и, только
когда мать направилась к двери, хрипло сказал:
- Постой!
Лилия вздрогнула, словно застигнутая на месте преступления, и
попыталась вытереть грим, но Янис крикнул:
- Не надо! Ты ведь делаешь это каждый день. А возвращаясь домой,
приводишь себя в порядок, чтобы я ничего не заметил!
- Что же дальше? - помолчав, устало спросила Лилия.
- Дальше? - Янис задыхался. - Дальше ничего! Просто я все понял!