"Василий Голованов. Тайный язык птиц " - читать интересную книгу автора


Саша выходит на берег, и первое, что он застает: "час шепота ив".
Прекрасные, могучие ивы полнятся ветром. Тень. Он садится сначала в тень.
Обнимает худые колени, слушает птиц в шуме листвы... Именно здесь, в
"деревне" на острове, с ним начинают происходить странные вещи: он то
проваливается в прошлое, то выныривает в настоящем; иногда об этих разрывах
времени можно судить по характерному звуку - то ли "короткого замыкания" в
мозгах, то ли рвущейся пленки, после которого все, что он видит, выглядит
как старые, потрескавшиеся черно-белые фото прошлых лет; потом его опять
"перемыкает" - и он выныривает в цвет, в настоящее; а иногда вообще время
смешивается, особенно когда речь идет о каких-то общих местах, которые он и
в прошлом, и сейчас мог/может видеть, - тропинке, прудике, траве, и нельзя
сказать, кто это видит: он - мальчик или он - взрослый человек.
И так он сидит-сидит в траве под ивами, глядит на дом матери.
И здесь впервые - "тр-рррр" - как будто короткое замыкание у него в
голове - и то же пространство - "деревня" (три избы с постройками), ивы,
берег - все это черно-белое. Тот же "час шепота ив". Он слушает звуки
многоптичья и шумного прибоя листьев в этот час дня. Возле дома показывается
женщина с мальчиком - и он будто видит себя маленького с мамой. Заходят в
калитку. Где-то трактор захлебывается рокотом. На рыболовецкой тоне улов:
мужики тянут сеть, полную осетров... Как в кинохронике: вроде те же, наши
лица-то, но все равно - другие. Сильнее, веселее. "Тр-ррр!". И все обратно -
в цвет. Ни трактора не слышно, ни рыбаков не видать. Пусто кругом. Лист ивы.
По листу ползет сбитая ветром пчела.
Он осторожно снимает пчелу за крылышки - и отправляет в полет.
Поднимается - там не близкий путь, и весь он его проходит сковозь/через
разрывы во времени: то вроде старое, черно-белое кино - залает собака,
загомонят голоса, трактор зарычит, а то вроде не кино, а наше настоящее - та
же улочка, и ивы те же, и тени, только нету никого. Впрочем, лает. Меньше
шпица, черненький такой песик. Сашка медленно открывает калитку в сад,
смотрит на стоптанные ботинки у двери, банки, ведра, таз с водой, белые
лепестки в воде, несколько яблонь... И вдруг ("трр-рр!" - и опять тот
старинный, черно-белый фильм) - колодец. Старый деревянный сруб. Странный,
заколдованный колодец, черные венцы мхом обросли, ворот, цепь, ведро мятое с
большущей ржавой тракторной гайкой на ручке, он заглядывает вниз - там
черная вода. А в воде - мальчик смотрит на него. Капля падает, разбивает
отражение. Он поднимает лицо от колодца и видит весь этот сокрытый в траве
мир, который так заметен в детстве: большую курицу, бредущую в лесу травы,
цыплят, выклевывающих что-то под яблоней, кузнечика большого, колесо телеги,
а потом всю телегу целиком: она уж не ходит, стоит, вросши колесами в землю,
засыпана опавшими лепестками яблонь, на ней шинель лежит, дышит. Там, под
шинелью, старый дед спит-храпит, старый-престарый, как сморщенное яблоко, и,
когда мальчик проходит мимо, шурша, дед приоткрывает глаз, и он у него тоже
старый, как погасшая звезда, и такое впечатленье, что - не видит. Дверь дома
открывается... Вернее, это женщина открывает дверь, смаргивая, смотрит на
него, не узнавая, произносит неуверенно:
- Саш?
- Мама!
("Тр-ррр!" - цветное.)
Чуть-чуть она преображается, эта женщина, как будто вспоминая что-то.