"Василий Голованов. Тайный язык птиц " - читать интересную книгу автораСаша выходит на берег, и первое, что он застает: "час шепота ив". Прекрасные, могучие ивы полнятся ветром. Тень. Он садится сначала в тень. Обнимает худые колени, слушает птиц в шуме листвы... Именно здесь, в "деревне" на острове, с ним начинают происходить странные вещи: он то проваливается в прошлое, то выныривает в настоящем; иногда об этих разрывах времени можно судить по характерному звуку - то ли "короткого замыкания" в мозгах, то ли рвущейся пленки, после которого все, что он видит, выглядит как старые, потрескавшиеся черно-белые фото прошлых лет; потом его опять "перемыкает" - и он выныривает в цвет, в настоящее; а иногда вообще время смешивается, особенно когда речь идет о каких-то общих местах, которые он и в прошлом, и сейчас мог/может видеть, - тропинке, прудике, траве, и нельзя сказать, кто это видит: он - мальчик или он - взрослый человек. И так он сидит-сидит в траве под ивами, глядит на дом матери. И здесь впервые - "тр-рррр" - как будто короткое замыкание у него в голове - и то же пространство - "деревня" (три избы с постройками), ивы, берег - все это черно-белое. Тот же "час шепота ив". Он слушает звуки многоптичья и шумного прибоя листьев в этот час дня. Возле дома показывается женщина с мальчиком - и он будто видит себя маленького с мамой. Заходят в калитку. Где-то трактор захлебывается рокотом. На рыболовецкой тоне улов: мужики тянут сеть, полную осетров... Как в кинохронике: вроде те же, наши лица-то, но все равно - другие. Сильнее, веселее. "Тр-ррр!". И все обратно - в цвет. Ни трактора не слышно, ни рыбаков не видать. Пусто кругом. Лист ивы. По листу ползет сбитая ветром пчела. Он осторожно снимает пчелу за крылышки - и отправляет в полет. разрывы во времени: то вроде старое, черно-белое кино - залает собака, загомонят голоса, трактор зарычит, а то вроде не кино, а наше настоящее - та же улочка, и ивы те же, и тени, только нету никого. Впрочем, лает. Меньше шпица, черненький такой песик. Сашка медленно открывает калитку в сад, смотрит на стоптанные ботинки у двери, банки, ведра, таз с водой, белые лепестки в воде, несколько яблонь... И вдруг ("трр-рр!" - и опять тот старинный, черно-белый фильм) - колодец. Старый деревянный сруб. Странный, заколдованный колодец, черные венцы мхом обросли, ворот, цепь, ведро мятое с большущей ржавой тракторной гайкой на ручке, он заглядывает вниз - там черная вода. А в воде - мальчик смотрит на него. Капля падает, разбивает отражение. Он поднимает лицо от колодца и видит весь этот сокрытый в траве мир, который так заметен в детстве: большую курицу, бредущую в лесу травы, цыплят, выклевывающих что-то под яблоней, кузнечика большого, колесо телеги, а потом всю телегу целиком: она уж не ходит, стоит, вросши колесами в землю, засыпана опавшими лепестками яблонь, на ней шинель лежит, дышит. Там, под шинелью, старый дед спит-храпит, старый-престарый, как сморщенное яблоко, и, когда мальчик проходит мимо, шурша, дед приоткрывает глаз, и он у него тоже старый, как погасшая звезда, и такое впечатленье, что - не видит. Дверь дома открывается... Вернее, это женщина открывает дверь, смаргивая, смотрит на него, не узнавая, произносит неуверенно: - Саш? - Мама! ("Тр-ррр!" - цветное.) Чуть-чуть она преображается, эта женщина, как будто вспоминая что-то. |
|
|