"Ярослав Голованов. Кузнецы грома ("Канун великого старта" #1)" - читать интересную книгу автора

чтобы победить. Очень не просто и не легко далось все, что было теперь у
Главного:
опытные заводы, конструкторские бюро, полигоны, ракетодромы, звезды
Героя, странная бесфамильная слава... Теперь он Главный, он командует
огромной армией, много лет находящейся в беспрерывном и напряженном
наступлении. Бахрушин знает, как Степан умеет командовать, как умеет он
заставить людей работать. Люди, преданные делу, и не чувствовали, что их
"заставляют". Но немало было и таких, которые чувствовали. Очень хорошо
чувствовали...
Бахрушин уважал Степана за прямоту и принципиальность. Главный нигде и
никогда не "финтил", не поддакивал. Он очень редко и как-то вроде бы
неохотно ругался, но умел с удивительной быстротой найти в минуты гнева
самое злое и меткое слово.
Человек дергался от этих слов, будто на него брызгали кипятком. Это не
скоро забывалось. Может быть, он и не ругался именно потому, что любая
брань безлична и скоро забывается. А он хотел, чтобы люди не забывали о
своих проступках. Не забывали, чтобы не повторять их.
Главный не боялся доверять людям, потому что знал, что люди дорожат его
доверием. Нельзя сказать, что он не прощал ошибок, как нельзя сказать, что
он их прощал. Наказание измерялось, как ни странно, не последствиями того
или иного промаха, а причинами, вызвавшими его. Бахрушин твердо знал, что
сейчас, вот в эти трудные минуты, Главного не столько беспокоит то, что
произошло в ракете, сколько почему это произошло.
С ним могли работать только честные люди. Он чуял "ловкачей" (так он
называл самый ненавистный для себя сорт людей), как кот чует мышей.
Впрочем, и "ловкачи"
чуяли его, как мыши кота. Главный привык отвечать за слова свои и дела,
и такого же ясного, полного и короткого ответа требовал от других. Более
всего ценил он людей, знающих до тонкостей свое дело. И в то же время не
любил тех, кто старался демонстрировать перед ним свою осведомленность:
часто детали вопроса его не интересовали. Вернее, он не мог себе позволить
интересоваться деталями.
Кто-то хорошо сказал однажды, что Главный работает "в режиме да - нет".
Он был добрым. Да, Бахрушин знает, что он был добрым человеком, но он
никогда не был мягким. Никогда не просил "по-хорошему". Он требовал.
Требовал не только потому, что был вправе требовать, но и потому, что
считал просьбы категорией человеческих взаимоотношений, недопустимой в
своей работе. И вот сейчас, когда Бахрушин шел по солнцепеку к белому
зданию штаба, он ясно представлял себе будущий разговор с Главным. Кричать
он не будет. Он вообще почти никогда не кричит на космодроме. Умный
человек, он понимает, что криком тут ничего не добьешься. Железо есть
железо, субстанция неодушевленная. Подстегивать людей можно до
определенного предела, потом все уже идет во вред: люди нервничают, и
железо торжествует. Все, что можно было сделать, Бахрушин сделал. И
Главный это знает. Разговор будет короткий, "в режиме да - нет".


36

Кабинет Главного Конструктора на ракетодроме. Он очень похож на его