"Ярослав Голованов. Кузнецы грома ("Канун великого старта" #1)" - читать интересную книгу автора

ее впервые (не эту, лунную, чуть поменьше) и стоял - не вздохнуть, не
выдохнуть. Но сейчас он показывает Раздолину ракету и уже поэтому не может
проявлять никаких восторгов. "Для меня это - дело привычное. Быт", - вот
что он хочет сказать своей улыбочкой-ухмылочкой и "телегой". Хочет сказать
и наврать, потому что, сколько бы раз он ни видел ракету, она всегда
волнует его, всегда остро чувствует он щемящий душу восторг, глядя на
маленькие фигурки людей рядом с ней, такие маленькие и слабые, что нельзя
поверить, будто они создали ее. Ширшов, человек в чувствах своих скупой,
здесь, в цехе, испытывает радостную влюбленность в людей.
И чувство это кажется ему каким-то книжным, надуманным, недостойным
настоящего мужчины. В его лексиконе подобного рода волнения называются
"размазыванием соплей".
- Домчит с ветерком, - опять говорит Ширшов и тут же понимает, что
чувство меры уже изменяет ему. Черт его знает, может быть, он и не такой
уж нечуткий человек, этот Ширшов.
- Значит, ты теперь вместо Чантурия? - спрашивает Сергей, помолчав.
- Вроде пока да.
- По правде сказать, мы удивились, когда Коля сказал, что Чантурия
сняли...
Здоров, как бык...
- Галактион самый здоровый, это верно, - соглашается Раздолин. -
Немного нервничал в сурдокамере, вот и сняли... Он потом шумел. "Я, -
говорит, - общительный человек. Надо это учитывать..." Сергей улыбнулся.
- Тебе смешно, а ему? Я и сам не понимаю, зачем сурдокамера, когда
летят втроем... Ну, ладно... Пошли?
- Ну пошли...
И они идут к одной из ракет и становятся все меньше и меньше не только
потому, что удаляются, но и потому, что приближаются к ней.


5

Ракеты предназначались для "Марса" - межпланетного корабля с людьми на
борту.
Снаружи "Марс" был прост и бесхитростен. Простота эта была, как говорил
Бахрушин, "не от хорошей жизни". Атмосфера Земли заставляла конструкторов
идти на обманчивый примитивизм форм. Там, на своей широкой космической
дороге, послушный воле своего капитана, "Марс" должен был преобразиться.
Раскрывались защитные створки иллюминаторов, обнажалась ячеистая
поверхность солнечных батарей, из сложных электронных семян медленно
прорастали длинные и тонкие стебли радио- и телеантенн и, поднявшись,
распускались на конце причудливыми серебристыми цветами, чашечки которых,
как подсолнухи к Солнцу, поворачивались к Земле. Там, на
миллионнокилометровой черной дороге Космоса, корабль преображался не
только внешне: начиналась его сложная, рассчитанная до миллиметров,
граммов, долей секунды жизнь.
Победив тяготение планеты, он мчался с точностью, в тысячи раз
превосходящей точность курьерского поезда. Невидимые рельсы траектории
вели его к той точке бескрайней бездны, куда через три месяца после старта
корабля, подчиняясь законам небесной механики, должен был прийти Марс. Эти