"Ярослав Голованов. Заводная обезьяна ("Канун великого старта" #2)" - читать интересную книгу автора

поумней, все прикидывал и никак не мог изобрести для такого взрыва пороха. И
вот наконец случай представился.
За ужином поймал Бережной фразу, невзначай брошенную Мокиевским.
- За муку я спокоен, - говорил стармех. - Сафонов запрессовал за смену
12 центнеров, а дед Резник и того больше, около 16 центнеров... И мука
хорошая, такая не загорится, тут я спокоен, мука будет...
Бережной промолчал, но сразу заторопился, отказался от чая и даже чуть
не встал из-за стола без разрешения капитана, что считается нарушением
морской этики и расценивается как бестактность и дурной тон.
Возвращаясь в свою каюту, Николай Дмитриевич сразу сел за письменный
стол. Писал около часа. Потом позвонил четвертому штурману Козыреву,
спросил, как имя и отчество деда Резника. Козырев не помнил, но у него
хранились судовая роль и картотека личного состава, и вскоре обнаружилось,
что деда зовут Василием Харитоновичем. Бережной записал. Потом позвонил на
мостик и попросил вахтенного срочно вызвать по внутренней трансляции Резника
к нему в каюту.
Команда тем временем уже отужинала, и в столовой крутили "Подвиг
разведчика". Дело шло к концу. Разведчик крался к сейфу с важными
фашистскими документами. В замке сейфа была такая штучка, которая включала
сирену тревоги, как только начнешь отпирать сейф. Дед Резник несколько лет
назад видел этот фильм, помнил все наперед, а если бы и не помнил, то мог
сообразить, что разведчик наш обязательно останется цел и невредим, и
все-таки волновался. "Вот сейчас сунет ключ, и пропал", - мысленно дразнил
себя дед, испытывая какую-то сладкую тревогу за разведчика.
- Бригадиру жиро-мучного цеха Резнику срочно явиться в каюту первого
помощника, - бесстрастно сказал репродуктор.
Дед чертыхнулся шепотком и, низко пригибаясь, чтобы не попасть головой
в луч проектора, стал пробираться к выходу сквозь голубовато мерцающую в
прерывистых отсветах толпу рыбаков, стоявших, сидевших и лежавших в
столовой.
Подойдя к двери каюты № 24, дед постучал тихо и интеллигентно,
костяшкой согнутого пальца.
- Да-да! Прошу, - раздалось в ответ, и Резник вошел в каюту первого
помощника. Николай Дмитриевич поднялся из-за стола неожиданно ловко для
своей полнеющей уже фигуры, шагнул навстречу.
- Прошу, прошу, Василий Харитонович, - сказал он тем бодрым, молодым
голосом, который сам так любил, крепко пожал руку. - Садитесь,
располагайтесь,- и широким жестом повел в сторону дивана.
Дед удивился, откуда это Бережной знает его имя и отчество. Обычно он
называл всех "товарищ" и по фамилии. А тут... Деду это понравилось. Он
оглянулся без робости и сел на стул. Приятно было посидеть на стуле: в
каютах матросов стульев не было. Дед чуточку волновался, потому что никак не
мог понять, зачем он понадобился первому помощнику. По встрече и обращению
он чувствовал, что ругать сильно не будет. "Да ведь и не за что, по правде
если..." - подумал Резник и совсем успокоился.
- Закуривайте. - Николай Дмитриевич с улыбкой протянул Резнику коробку
"Казбека". Дед бережно, как живое насекомое, вытащил папиросу, не спеша
помял в желтых пальцах, сдавил мундштук и принял от Бережного огонь.
Закурили.
- Слыхал, слыхал про ваши дела,- вздохнул Бережной со второй