"Джон Голсуорси. Из сборника "Оборванец"" - читать интересную книгу автора

вам понятно выражение ее глаз, которое привлекло ваше внимание.
Доктор замолчал. Директор молча кивнул. Да, теперь ему был понятен
взгляд этой незнакомки - глубокий, неуловимый, странный. Теперь ему понятно
выражение глаз жены Годвина на похоронах двадцать лет назад! И, печально
глядя на огонь, он сказал:
- Они обе как будто торжествовали. - И медленно стал растирать руками
колени, чтобы согреть их, как это часто делают старые люди.


ПОРАЖЕНИЕ

Перевод Г. Злобина

Вот уже четверть часа она стояла на тротуаре после концерта, который
стоил ей шиллинг. Обычно не допускают мысли, что у женщин ее профессии
бывают какие-нибудь добродетели, особенно, если они, подобно Мэй Белински,
как ей угодно было теперь именовать себя, - настоящие немки. Но эта женщина
любила музыку. Она частенько позволяла себе принять "музыкальную ванну",
когда устраивались концерты-гулянья; вот и сейчас она потратила половину
всех своих наличных денег, чтобы послушать несколько пьес Моцарта и
бетховенскую симфонию.
Она была радостно возбуждена, душа полнилась чудесными звуками и лунным
светом, который в этот летний вечер заливал город. Как бы то ни было, а
женщины "определенного сорта" умеют чувствовать, и какое это утешение, хотя
бы для них самих! Останавливаться именно здесь вошло у нее в привычку. Можно
было делать вид, будто кого-то ждешь с концерта, который еще не кончился, -
да она и в самом деле ждала кого-нибудь. Здесь не нужно было украдкой
поглядывать по сторонам и расхаживать той особой походкой, которая вполне
удовлетворяла полицию и миссис Грэнди, хотя никого не могла ввести в
заблуждение относительно рода ее занятий. Она занималась "этим" достаточно
давно, и поэтому все вызывало в ней нервный страх, но еще не настолько
давно, чтобы этот страх перешел в безразличие: некоторым женщинам требуется
для этого много времени. Но даже для женщины "определенного сорта" положение
Мэй было особенно опасно теперь, когда шла война, ибо жила она под чужим
именем. Во всей Англии нелегко было найти сейчас более отверженное существо,
чем эта немецкая женщина, выходившая на свой ночной промысел.
Что-то тихонько напевая себе под нос, она остановилась у витрины
книжной лавки и, то снимая, то снова надевая несвежую желтую перчатку,
делала вид, будто читает при свете луны названия книг. Несколько раз она
подходила к афишам у входа в концертный зал, словно изучая будущую
программу, и не спеша отходила. В своем скромном и поношенном темном платье
и маленькой шляпке она ничем не вызывала подозрений, разве что налетом
дешевой пудры, видным даже при лунном свете.
В этот вечер свет луны казался почти плотным, воздух словно весь
превратился в холодные, тихо колыхавшиеся потоки света; и затемнения
военного времени в эту ночь были нелепыми, как абажуры на свечах в залитой
солнцем комнате. Огни немногочисленных фонарей казались тусклыми мазками
краски, нанесенными кистью на светло-голубой призрачный фон.
Женщина как будто видела город во сне, и это ощущение усиливалось,
вероятно, тем, что на глаза у нее была спущена вуалетка отнюдь не